Отец Гурам: — Христиане вообще все братья, а мы уже много чего пережили и здесь, в Грузии, и в Орске, так что наша дружба, пройдя испытание временем, все больше и больше углубляется. Началось все с матушки Серафимы, которая сейчас очень больна и не смогла быть с нами, но ее дух находится здесь. Матушка Серафима побывала в Орске и в Оренбурге, и отец Сергий попросил у нее разрешения стать ее сыном. Так что эта дружба продолжается уже несколько лет. Батюшка дважды в год бывает у нас, привозит в наши монастыри иконы собственной работы. В XXI веке происходит охлаждение любви, христианство находится не на своем уровне, поэтому очень ценятся такие люди, которые могут преодолеть своими стараниями и своей любовью то, что разделяет людей. Очень много усилий нужно приложить, чтобы Христовой любовью соединить наши народы, между которыми есть разногласия и охлаждение в отношениях, чего не было раньше. И отец Сергий — пример для нас, он настоящий посланец любви, он преодолевает все преграды и препятствия, мешающие людям и нациям объединяться. Мы просим его поделиться своими размышлениями на этот счет.
Отец Сергий: — Каждый человек стремится к любви, ищет любви, потому что это в него заложено Богом. Человек создан по образу и подобию Божию, и если Бог есть любовь, то в человеке всегда будет присутствовать стремление к любви. Даже когда человек уже не будет понимать любви, не будет стремиться к любви, все равно это будет в нем от Бога. Но очень часто у нас не получается любви. Мы ищем ее и не находим. Пытаемся жить по любви, но у нас не выходит. Мы имеем заповеди о любви, пытаемся их исполнить, но у нас ничего не получается. Мы в нашей монашеской общине опытным путем пришли к такому выводу: поскольку Бог есть любовь, без Него мы не сможем, как бы ни хотели, быть в любви. Наше стремление к ней будет несовершенно, любовь будет неполной. В нашем стремлении к ней будет присутствовать эгоизм, страсть, чувства. Наша любовь будет уродливой, и, как ее ни называй, не будет соответствовать идее любви, которая есть у Бога, которая есть Бог.
Мы очень больны эгоизмом, а в таком случаем мы любим кого-то как объект любви. Не совершенно и бескорыстно любим, а по принадлежности к себе: это мое, поэтому я его и люблю. Это моя родина, поэтому я ее люблю. Это моя женщина, поэтому я ее люблю. И когда в отношениях присутствует «это мое», любовь может переходить в предательство и даже в ненависть. Если человек, которого ты любишь, в какой-то мере нарушает твой личный комфорт, ты его не то что не любишь, но даже злишься на него, гневаешься на него, охлаждаешься к нему. Значит, ты любишь его ради себя самого. Любовь может быть душевной, чувственной, сердечной, и если мы не будем выстраивать любовь на этом уровне, то она может стать обычной плотской страстью. Многие люди говорят «люблю», а на самом деле в них играет плотская страсть. Они удивляются, почему апостол говорит, что любовь не перестает, ведь чем хуже живет человек, тем его любовь становится короче. Если раньше люди любили друг друга более длительное время, то сейчас браки очень быстро создаются и очень быстро рассыпаются. Любовь в кавычках приходит очень быстро и очень быстро уходит. На поверку она оказывается обычной плотской страстью на уровне физиологии.
Сердце, живущее без Духа, очень нестабильно: вспыхнуло — погасло, вспыхнуло — погасло. А настоящая духовная любовь, которая идет не от твоих чувств, не от твоей выгоды, приходит от Бога к людям, которые знают Бога, живут Богом, имеют опыт богоообщения. У таких людей любовь исходит от Духа Святого. Многие этого слова даже не понимают. Поэтому мы в нашей духовной общине пришли к следующему: для того чтобы обрести настоящую любовь от Духа Святого, от Бога, мы стали искать не любовь в каких-то формах, которые можно назвать любовью, но Самого Бога. И в Боге обретаем способность к настоящей любви, способность по-настоящему любить, по-настоящему понимать любовь. Что значит «мы ищем Бога»? Мы практикуем молитву, изучаем искусство духовной жизни так, как нам преподали его святые отцы.
Что же такое духовная жизнь? Это выстраивание своей жизни в сторону Бога, когда человек начинает искать Бога. В святоотеческом богословии это называется обожением, то есть соединением человеческой природы с природой Божества. Это очень похоже на то, когда Бог сошел на землю и соединился с природой человеческой. То есть он не перестал быть Богом, но в то же время стал совершенным человеком, восприняв все человеческое, кроме греха. Священное Писание говорит нам, что наша цель — стать богами, только с маленькой буквы. Бог, Который пишется с большой буквы, один, а наша цель, которую нам определил Бог, — это не только и не столько жениться, родить детей, хорошо их воспитать, построить дом. Это само собой. Главное наша цель — максимально возможным образом соединиться с Божеством. Некоторые говорят, что нужно соблюдать заповеди любви, и тогда будешь с Богом. Мы пытались соблюдать заповеди любви, но у нас не получилось. И тогда мы пошли немножко в другую сторону. Мы стали искать Бога, искать Духа Святого. И когда мы начали его обретать, когда Он в нас начал жить, у нас родилась любовь.
Почему первый путь у нас не получился? Потому что человек без Бога не может любить, ибо только Бог есть любовь. Когда человек в Боге, у него все естественно происходит, ему не нужно об этом думать, ему не нужно планировать свое поведение, он живет просто и естественно. Человек, если он культурен от природы, всегда будет культурным, и в любой самой неожиданной ситуации будет культурно поступать. Так и человек, который живет в Боге, естественным образом проявляет правильную любовь. Мы, конечно, пытаемся соблюдать заповеди, трудиться, понуждать себя к любви, именно понуждать к любви, но мы ни в коем случае не называем это любовью, потому что это не может быть совершенной любовью. Мы постоянно практикуем молитву, потому что только через нее человек соединяется с Богом. Не через богомыслие, не через размышления о Боге человек соединяется с Богом. Можно всю жизнь продумать о Боге, но так и не встретить Бога. Можно очень много знать о Боге, но не знать самого Бога. Человек познает Бога в состоянии молитвы. Бог — это Дух, и нам нужно перестроить свое мировоззрение, свое мироощущение в этом смысле. Практикуя молитву, мы пытаемся уйти от размышления к состоянию, которое находится не в области размышления, а в нашем переживании Бога.
Люди, которые не практикуют молитву, православный образ жизни, не ходят на таинство причастия и исповеди, могут быть очень порядочными, хорошими, добрыми, но совершенными стать не могут, потому что совершенство обретается в Боге. Приближаться к совершенству мы можем, только приближаясь к Богу. Становиться богами с маленькой буквы мы сами по себе не можем, это нереально. До того, как Христос пришел на землю, были нравственные, положительные, добрые люди. Они знали любовь на уровне человеческих отношений. Но Христос пришел для того, чтобы дать нам не праведность, но святость, чтобы мы могли становиться святыми не столько в нравственном смысле этого слова, сколько в духовном. Святой — это не просто нравственный человек. Святой — этот тот, кто способен жить Богом, переживать Его. Тот, кто настолько приближается к Богу в образе молитвы, что его мысли становятся мыслями Бога, его сердце становится сердцем Бога.
Есть много примеров того, что это действительно реально. Взять хотя бы нашего Серафима Саровского. Он настолько соединился с Богом, что его мысли стали мыслями Бога, зрение Серафима стало зрением Бога. Он стал старцем в православном понимании этого слова. Что такое старец? Это не старый опытный человек, но это такой человек, который обрел непрестанную молитву, и в непрестанной молитве постоянно находится в соединении с Богом. И тогда он перестает говорить от себя, но через него начинает говорить Бог. Только в таком состоянии человек может стать прозорливым, может узнать волю Божию, может познать ум Божий. Может быть, кто-то сейчас удивится тому, что я говорю какие-то очень высокие вещи, но, знаете, всегда нужно иметь какой-то духовный ориентир, чтобы выстраивать свой путь в его сторону. Если мы не будем иметь этого высокого духовного ориентира, то мы постоянно будем блуждать туда-сюда со своими благими намерениями и хорошими мыслями. Мы будем тратить свою искренность, свою силу на хождение не туда. А когда у человека правильно выстроился его духовный ориентир, тогда он свою искренность, свой труд тратит в правильном направлении. И тогда у него есть результат.
У нас был такой святой старец Софроний Сахаров, ученик Силуана Афонского. Еще относительно молодым иеромонахом Софроний Сахаров в русском монастыре на Святой Горе Афон имел беседу с одним старцем и сказал ему о довольно высоких вещах. И этот старец остановил его: «Отец Софроний, давай будем с тобой говорить о том, что нашего уровня». И тогда Софроний Сахаров позволил себе, конечно, вежливо возразить старцу: «Отче, знаете, в каком смысле я позволяю себе говорить о высоком, не боясь, что это повредит через гордость моей душе? Когда мы имеем высокую святую цель, она стимулирует на постоянное движение к ней. И никогда не будет той точки, на которой мы можем остановиться, передохнуть и сказать: «Я уже что-то приобрел». Эта очень высокая далекая цель будет постоянно заставлять нас двигаться к ней. Перед моими глазами — очень высокий идеал, и на контрасте с ним мое ничтожество всегда будет на очень большой дистанции от него. И сколько бы я ни двигался в его сторону, я всегда буду считать себя недостойным этой цели, недостаточно потрудившимся для нее. И это будет меня учить смирению».
Современному человеку очень не хватает вдохновения. Мы становимся чрезмерно осторожными. Когда сатана не может завладеть нашим вниманием, нашим доверием и увести нас от Бога, тогда он тогда начинает идти вместе с нами в наших поисках Бога, но немножко ускоряет наш шаг, начинает нас торопить, уводить вправо или влево. И мы можем споткнуться и очень сильно ушибиться. А порой он начинает нас тормозить, усугубляя нашу осторожность. Дескать, смотри, сколько святых пали через гордость, сколько преподобных преткнулись через тщеславие и самомнение. Будь осторожен, не спеши, чтобы не впасть в прелесть, чтобы не повредиться. В наше время у него очень хорошо получается именно второе.
Сейчас очень часто приходится слышать, что времена подвига прошли, что люди сейчас немощные, что мы не можем, не имеем права думать так же высоко, как наши святые отцы до нас, не можем пытаться жить, как жили они. Но я думаю, что кое-кто мог бы сказать: «Ложь, неправда». Например, если бы сейчас сюда пришел старец Гавриил, то сказал бы: «Можно!» Мы все были уже взрослыми людьми, когда он жил. Это наш современник. Почему ему можно было подвизаться, а нам нельзя? Почему он смог, а мы не можем? Святой Серафим Саровский сказал: «Мы просто не имеем к этому решимости, а благодать Божия та же, что была во все времена. И помощь Божия для тех, кто хочет жить и подвизаться, такая же, какой была раньше».
Я назвал святого Гавриила, но можно вспомнить преподобного Иосифа Исихаста, который жил на Афоне и умер в 1956 году. Это же почти наш современник. А он жил так, как жили Антоний Великий, Макарий Великий, и нес тот же подвиг аскезы, тот же подвиг молитвы, тот же подвиг воздержания во всем. Конечно, когда мы читаем жития святых четвертого, шестого, десятого веков, нам кажется, что это очень прекрасно, высоко, красиво, но ведь это было очень давно. А сейчас мы стали другими. А насколько другими? Наверное, более ленивыми, более лицемерными, потому что оправдываем свое нерадение какими-то посторонними причинами. А с другой стороны, наверное, и во времена Антония Великого тоже были люди, которые не спешили, озирались, боялись, ленились. Я бы хотел вам сказать, что все возможно. И не стесняйтесь ставить себе высокую цель. Пусть она вас вдохновляет, не дает вам спать, не дает вам самоудовлетворения. Некоторые люди говорят: «Бог меня не осудит: я порядочный человек, тружусь, не ворую, никого не оскорбляю, ни с кем не враждую, жене не изменяю». Но для святости этого недостаточно, ведь это все может делать и совершенно не верующий человек. А зачем тогда Христос? Тогда Христос выпадает, а без Него невозможно войти в Царство Небесное. Значит, нужно подумать, для чего нам нужен именно Христос. Чтобы подняться выше порядочности — туда, где Бог, надо быть не просто добрым человеком, а нужно переживать в молитве Бога; нужно, когда вы молитесь, перестать быть здесь.
Принцип православной Иисусовой молитвы: когда человек уходит от размышления о Боге к разговору с Самим Богом.
Бог перестает в этом измерении размываться для человека в нечто, совершенно неопределенное. Многие религии называют Бога трансцендентной Личностью, о которой нельзя говорить, которая совершенно за пределами наших понятий, наших ориентиров, наших привычек. Богословие называет это апофатическим познанием Бога, познанием того, что Бог не есть. И только православные подвижники со своей Иисусовой молитвой начали из этого размытого, рассеянного по вселенной Бога собирать Его в ту Личность, Которая находится здесь и сейчас. В первую очередь, можно вспомнить Григория Паламу, имевшего опыт Иисусовой молитвы, у которого был спор с ученым мужем Варлаамом, для которого Бог находился в области теории, который не знал самого Бога, но знал много о Боге. Он получил блестящее западное образование, вернулся в Грецию и был там принят с большим почетом. Все с ним советовались, доверяли его словам, слушали его. И когда он приехал на Афон и принялся общаться с афонскими отцами, они искренне рассказали ему о практике Иисусовой молитвы. Да не просто о практике. Они сказали, что в Иисусовой молитве переживают Бога в нетварном свете. И тогда Варлаам, который много знал о Боге, но совершенно не знал Самого Бога, стал говорить, что Бог — это совершенное существо и что Бога нельзя познать. О каком свете вы говорите? В какой форме может Бог являться? Бог трансцендентен, Он непознаваем, Он над миром.
И тогда от афонских отцов выступил Григорий Палама. Он сказал, что Бог и непознаваем, и познаваем. В своей сущности Он ни в какой форме не может быть переживаем. Григорий Палама как раз и сформулировал, в каком случае мы можем приближаться к Богу. Он разделил сущность и энергию Божества. В своей сущности Бог для человека непознаваем, но в своих энергиях, которые мы, православные, называем благодатью, Бог переживается человеком, переживается реально. Более того, Григорий Палама доказал Варлааму, что свет Преображения, свет Божества — это нетварный свет. А до него был Симеон Новый Богослов, который тоже об этом писал: «Перестаньте говорить, что Бог совершенно далек от этого мира, что Он непознаваем. Бог познаваем». И он это говорил с таким жаром, с таким пылом, потому что он сам в Иисусовой молитве был в нетварном свете.
Григорий Палама — это середина второго тысячелетия, Симеон Новый Богослов — еще раньше. Но мы можем сказать о Софронии Сахарове, который умер в девяностые годы. Он наш современник, мы уже даже не детьми, а взрослыми людьми были, когда он был еще жив. Он тоже переживал Бога в нетварном свете и позволил себе об этом писать, уже будучи глубоким старцем: «Почему я позволяю себе это говорить, открыть свое сокровище, не боясь повредить через это самому себе? Я уже старый, стою на пороге смерти. Чем мне гордиться, когда я уже одной ногой там? Я весь в трепете, весь в страхе, потому что уже предвкушаю свой переход туда. И открываю это ради вас, ради своих учеников и ради тех людей, которые потеряли вдохновение, потеряли жажду подвига, ревность к подвигу, потеряли ревность искать Бога, обретать Его, которым достаточно вовремя прочитать утренние молитвы, вечерние молитвы, сотворить правило ко святому причащению, сходить в свое время на исповедь, покаяться, причаститься». Но просто прочитать, просто сходить, просто сделать — для него было очень мало, потому что он хотел в каждом своем духовном действии переживать Бога. Каждое действие должно было быть наполнено присутствием Бога.
Почему некоторые люди ходят пятьдесят, шестьдесят, семьдесят лет в храм, исполняют какие-то внешние обрядовые вещи, молятся, а качественно совершенно не меняются? Потому что они все это делают ради Бога, но без Бога. Они никак не могут Его найти и все делают ради какого-то далекого Бога, Который неизвестно где. Некоторые люди говорят, что совершенной молитвы без слез не может быть. И плачут. А у меня нет слез. Не надо выдавливать из себя слезы, не надо делать театр. Когда придет Бог, ты не сможешь не заплакать. Это будет настолько естественно, что нам не нужна будет наука. Пока мы различаем что-то, то находимся в области дум о Боге. А когда приходит Бог, мысли кончаются, различение заканчивается, все становится на свои места.
Мы начали с того, как обрести настоящую любовь. Да никак мы ее не обретем. Мы можем понуждать себя к любви, к исполнению заповедей о любви. Но когда приходит Бог, тогда человек открывает окно и кричит: «Я всем прощаю, я прощаю своих врагов, я прощаю долги своим должникам». Это очень похоже на влюбленного молодого человека, который бежит по городу и кричит о своей любимой. Ему встречаются его враги, те, кто его оскорблял, другой говорит: «Я тебе должен». А влюбленный отвечает: «Я не помню». Его мысли не здесь.
Без Бога это невозможно. Бог есть любовь. Бог есть покаяние. Бог есть мудрость. Бог есть жизнь. Без Бога мы можем только думать об этом, искать, как в потемках, но не находить. Бог приходит в молитве, когда ум человека находится в его сердце. Почему мы не видим Бога, не ощущаем Его? Потому что параллельно идем: Он туда, а мы сюда. Чтобы обрести молитву, нужен труд всей жизни. Нужно искать молитву, и это должно быть целью нашей жизни. Все остальное — это параллельные вспомогательные дела, которые мы должны делать. Должны быть ответственными перед своей семьей, должны быть ответственными гражданами, патриотами и порядочными людьми. Но наша главная цель не в этом. Плохо, когда люди ставят перед собой эти второстепенные цели, которые тоже нужны, на главное место. Тогда они выбивают с главного места самую важную вещь. И у них не происходит результата.
— Каждый человек индивидуален. У всех свои пути к Господу. Почему наша церковь ставит всех людей на один уровень? Должен быть индивидуальный подход. Надо не умом, а сердцем слушать человека. Я очень рада услышать от вас такие мудрые вещи, которые прямо в душу падают.
— Это очень тяжелый крест. Нам, священникам, бывает очень тяжело каждой личности уделить кусочек своего сердца, кусочек своего ума. Мы ведь тоже очень грешные, несовершенные, слабые. Когда нам бывает очень тяжело, мы позволяем себе общий подход к прихожанам. Конечно, это есть. Этому и есть оправдание, и нет оправдания. Нет оправдания, потому что нет результата. А оправдание заключается в том, что священнику очень тяжело, и ему можно посочувствовать. Если бы кто-нибудь попробовал, например, хотя бы сто человек поисповедовать в воскресенье. Мы все разные, как и вы. Как и вы, каждый из нас имеет свой уровень. Я даже не открою чего-то нового, что, может быть, не все священники примут. Может быть, даже кто-то не поймет и осудит меня за это, но не от того, что они плохие или хорошие. Просто каждый живет своим. Если человека с детства кормить хлебом и водой, он не будет знать ничего другого. Он родился и вырос, и всю жизнь прожил, и ему кажется, что ничего вкуснее не бывает. Но вдруг он попробовал манго. И потом ему опять дают хлеб с водой — то, что он ел всю жизнь. Ему было хорошо, это было его нормой, и вдруг почему-то это становится ему невкусно. Пока человек не поест манго, он этого никогда не поймет.
Так и святые. Они вкусили Божественного, и все земное для них становятся безвкусно. Настолько безвкусно, что некоторые из них уходят в монашество. Сознательно лишают себя радостей жизни, радости семьи, радости отцовства, радости материнства, вкушения яств, каких-то эстетических наслаждений. Не только потому, что это греховно. Само по себе это не греховно, потому что Бог ничего греховного не создавал. И хорошо, когда у человека есть опыт духовного переживания. Тогда у него происходит переоценка ценностей. Что для него раньше было чем-то вечным, может рухнуть, обесцениться. Но это не значит, что это греховно. В Евангелии говорится о человеке, который нашел драгоценную жемчужину, и она так завладела его сердцем, что он продал все, что имел, и на эти деньги купил жемчужину. Господь здесь говорит не о сребролюбии, не о драгоценностях, а о духовном, о том, что человек вкусил духовного.
Не стоит разочаровываться в людях, потому что разочарование будет приносить печаль. А христианство должно радовать. Уходите от грустных моментов жизни и собирайте что-то хорошее, светлое. Даже в самом плохом человеке есть что-то хорошее. Уходите от плохого не только потому, что Господь запретил нам осуждать. Мы должны уходить от плохого не потому, что это грех а, потому что плохое приносит нам печаль. Плохое приносит нам нездоровье и смерть. В сущности, что грех принес человеку? Смерть. Все заповеди Господь нам дал не для того, чтобы проявить свою власть над нами. Он их нам дал ради нас самих. Это рецепты счастья. Делай так — и будешь счастлив. Вам нужно понять, что все люди разные. Найдите себе духовника, который будет вас слышать. Не спешите. А то поспешите — потом разочаруетесь, будете осуждать, и у вас будет опять рана. У вас столько духовенства, что наверняка кого-то найдете. А на других не смотрите. Даже когда у человека внутри ничего нет, посмотрите хотя бы на то, какой он красивый.
— Мой вопрос до некоторой степени перекликается с вопросом нашей сестрички. Вы тоже этот вопрос уже задели. Он беспокоит очень многих не только в Грузии, наверное, но и во всех православных странах. Есть мнение, что если есть канонический священник, то, несмотря на его человеческие качества, он все таинства исполняет по закону и по канону. Но священник этот, к сожалению, часто бывает очень негативной личностью. В силу этого имеет ли право член паствы менять священника?
— Есть две крайности. Одна крайность, когда говорят: нельзя поменять приход, священника. А другая крайность, когда человек начинает постоянно менять приходы и священников. И все у него виноваты, а он прав. Можно поменять священника. Одни отношения с духовником, другие — с тем, кто тебя постригал. Василий Великий сказал: «Я ни от кого-то так сильно не пострадал, как от плохих учителей». Благодать священства позволяет священнику, независимо от его нравственного или духовного уровня, совершать литургию, принимать исповедь, совершать требы. В нашем монастыре есть такая традиция, что сестры исповедуется только у меня как у духовника. Если они едут куда-то по святым местам, им нужно поисповедоваться и причаститься, мы с матушкой говорим: «Вы можете подойти к другому священнику и исполнить часть исповеди». Есть исповедь как покаяние в своих грехах, как вскрытие своих грехов. А есть еще и часть исповеди, когда человек просит совета. Покаяться в своих грехах ты можешь у другого священника. Но советоваться можешь не с каждым. Чтобы было понятно, сделайте эксперимент. Подойдите к десяти священникам с этим вопросом. Я не скажу, что каждый скажет по-разному, но могут сказать по-разному. И что вам тогда делать — раздвоиться, растроиться?
Когда священник служит литургию, то через него действует Бог. Но мы должны признать, что даже священники падают. Несмотря на ту благодать, которую даровал им Господь, они сами способны делать ошибки. Чем отличается старец от простого священника, даже хорошего, порядочного, опытного? Даже порядочный, опытный священник будет говорить от своего ума. Это примерно то, о чем говорил Серафим Саровский: «Когда я говорил от себя, были ошибки. Когда говорил от Духа Святого — ошибок не было». Старец всегда имеет молитву, в молитве его ум — это ум Бога, и он говорит от Духа Святого. Конечно, это сейчас очень редко бывает.
— У молодого поколения возникает вопрос: где огонь старца, а где огонь высшего священноначалия? То есть, кто руководит церковью? Есть мнение высшего духовенства, и есть мнение старцев. Кто управляет церковью?
— Я тоже наблюдаю этот духовный спор, ну пока еще не слышал ответа на него. Обе стороны категоричны. Я хочу поговорить о том, возможно ли послушание сейчас или невозможно. У нас, к моему сожалению, сейчас церковь разделилась на две части. Одна часть говорит: в связи с тем, что сейчас отсутствуют духовные отцы высокого уровня, послушание невозможно. Каждый должен жить по своему разумению. Другая часть говорит: послушание сейчас возможно так же, как и всегда. И мы можем по сей день наблюдать в некоторых общинах, что оно еще живет. В частности на Святой Горе Афон до сих пор есть традиция послушания. Не послушание по рассуждению, а именно стремление к совершенному послушанию. Другое дело, как оно получается, но ориентир задан именно на совершенное послушание. И у той, и у другой стороны есть объективные доводы. Тем, кто говорит, что возможно послушание, можно даже доводы не приводить, а просто показать отдельные общины, которые этим живут. Ну, вот оно и есть, и что тут можно сказать, когда оно есть, когда еще жив, например, старец Ефрем, ученик Иосифа Исихаста. И не в одной обители — у Ефрема 19 православных монастырей в Америке. И все считают его старцем, и все входят в отношения с ним, именно как со старцем в совершенном послушании.
Для его монахов то, что скажет отец Ефрем, это истина в последней инстанции. Но я не хочу сказать, что другая сторона категорически не права. У нее есть объективные причины иметь другую точку зрения. К сожалению, мы наблюдаем, что появилось очень много псевдостарцев. Или, как церковь их называет, младостарцев. Эти люди понудили свои общины к послушанию, но сами очень сильно не соответствуют истинному старчеству. В чем не соответствуют? Они пытаются руководить от своего ума, не имея молитвы. То есть через них не действует Бог. Поэтому мы, к сожалению, имеем примеры общин, которые не радуют Бога и христиан, а огорчают. Мы видим, что у них результат получается какой-то уродливый, нехороший, а значит, там нет Бога. Если же у них нет результата, значит, у них неправильный путь. Те, кто смотрит только на отрицательный опыт этих общин, чаще всего ссылается на святителя Игнатия Брянчанинова, который в конце 19-го века написал такие слова: «Ввиду отсутствия духоносных старцев, совершенное послушание невозможно, а часто бывает опасно». И поэтому он советует жить по рассуждению и по советам.
Но тогда мы в церкви теряем драгоценность старчества — послушничество. Неужели церковь совершенно его потеряла? Эти слова были написаны в конце 19-го века, но именно в это время был расцвет Оптиной пустыни, где старчество предстало во всей красе. Неужели и у этих старцев невозможно было жить в послушании? Оптина пустынь, глинское старчество, валаамское старчество. Наверняка были и другие монастыри. В «Братьях Карамазовых» Достоевский уделяет целую главу старчеству, говоря, что оно не традиционно для русской церкви, и пришло в русскую церковь с востока, с Афона, из Египта, что поначалу оно даже вызвало отторжение. Мы так не привыкли жить и увидели в этом для нас что-то нетрадиционное, даже нехорошее. Старчество очень трудно приживалась, но все-таки прижилось, и мы в России, пишет Достоевский, увидели очень красивый, драгоценный плод.
Что было до этого? Наверное, было послушание другого уровня. Период оптинского старчества дал не одного святого, а целую плеяду святых старцев. Глинских старцев так же канонизировали целой группой. Тут опять же можно ничего не говорить, а посмотреть результат. Но, наверное, как во все времена, появлялись какие-то псевдостарцы. Люди, которые, может быть, не только не соответствовали столь высокому рангу, но были волками в овечьей шкуре, которые свою паству заводили далеко от Христа. Видимо, об этих ошибках Игнатий Брянчанинов и говорил. Может быть, не нужно принимать его слова буквально. Возможно, это было предупреждение и, наверное, эти слова вынуты из контекста, потому что в других сочинениях он о послушании пишет очень высоко. И все святые говорили, что Иисусова молитва невозможна без послушания. Значит, надо искать золотую середину. Я хочу сказать, что нужно стремиться все-таки к послушанию.
Ни что другое в церкви не дает такого плода, как послушание. В сущности, потеря рая — это было непослушание. И чтобы вернуться в рай, нужно сделать обратное действие: вернуться к послушанию. А чтобы вернуться к послушанию, его нужно практиковать. Практикуя послушание, мы, в конечном итоге, постепенно выстраиваем способность быть послушными Самому Богу. В наше духовно опасное время, может быть, очень редки такие общины, где возможно совершенное послушание. Но если человек не нашел себе такого духовника и такой общины, может быть, он, не имея духовного опыта, нашел не того, кого нужно. А потом в процессе жизни увидел не грехи своего духовника, а то, что у него нет результата. Это критерий неправильности духовной жизни. А то, что он увидел грехи духовника, это неправильно. Серафима Саровского не хотели канонизировать, потому что кто-то и у него что-то находил. Не в ту сторону нужно идти. Если ты вдруг увидел грехи духовника, это твоя проблема. Ты должен увидеть, что духовно не растешь, и только это является причиной, что с духовником у тебя что-то не так. Ты не растешь, а еще хуже — деградируешь, не имеешь результата. Нужно искать возможность жить в послушании, а не своей волей.
В тех несовершенных условиях, в которых вы находитесь, все-таки нужно стремиться максимально приблизиться к совершенству. Можно категорично сказать себе: «Послушание невозможно, нет духовных людей», — и все, ты остановился и живешь по своей воле. А можно сказать по-другому: «Да, их мало, совершенных, может быть, их даже совсем нет, но я буду все равно стремиться максимально приблизиться к этому образу жизни и, насколько возможно, исполнять послушание, потому что вижу от этого большую духовную пользу. Я от этого приобретаю благодать. Это мне дает возможность ущемлять свое «я», подчинять свое «я» через кого-то самому Богу». Община Иосифа Исихаста существовала до 1956 года. Он завещал своим ученикам, чтобы после его смерти они разошлись по Святой Горе. Для чего? Для того чтобы таинство послушания умножали, как отростки от одного дерева, чтобы от них еще отростки пошли. Это самая благодатная возможность приблизиться к обожению. Еще раз скажу: мы потеряли рай за непослушание, значит, должны приобретать его только через послушание.
Я сегодня говорил о Симеоне Новом Богослове. У него есть труд о трех образах Иисусовой молитвы. Он говорит категорично: невозможно человеку обрести внутреннюю умную молитву, которая соединяет его с Богом, не практикуя послушания. Это не получится. Будет фантазия, ошибка, претыкание. Вы будете скатываться обратно. Вроде идете, идете, идете, уже столько сил потратили — и опять вернулись к началу пути, а то и дальше.
В отношении епископов. Есть епископы, по своему человечеству несовершенные, и их много, как и священников. Но есть и духовники не в нужной мере духовности. Может быть, кто-то внешне блестит, но внутренне не соответствует понятию о духовном. Что нам с этим делать? Где бы мы ни были, с кем бы ни соприкасались в духовной жизни, нам нужно настраиваться на приобретение максимального послушания и через него на получение максимальной пользы.
Почему мы иногда бежим через дорогу, чтобы кому-то сумку помочь поднести? Потому что даже на уровне человеческого сделали доброе дело и получили радость. А в духовной практике ты получаешь благодать. Когда человек понимает послушание в том смысле, что через это он что-то приобретает, он готов постоянно искать послушания ради самого себя. Серафим Саровский говорил: «Мои родители были купцами и торговали тем, что приносит больше барыша. Так и в духовном нужно всегда смотреть, что тебе приносит благодать, и этим пользоваться с выгодой для самого себя».
Почему Господь требует всех прощать? Не ради тех, кого мы должны простить, а ради нас самих. Мы часто говорим такие слова: праведный гнев. А он хоть праведный, хоть неправедный — все одно гнев. И ты несешь это в себе. А когда ты гневаешься, тогда у тебя нет радости. Не может быть гнев и радость одновременно. Господь в Евангелии говорит: «Мир Мой даю вам». Он же не говорит: гнев даю вам. Гневливые — это самые несчастные люди, потому что у них нет радости. Поэтому Господь говорит: «Прощайте ваших врагов». Потому что если прощать друзей, то это будет счастье наполовину. Всех людей можно разделить напополам: часть — друзья, часть — враги. Если ты прощаешь только своих друзей, то счастлив лишь наполовину, а наполовину несчастен, потому что ссора не приносит радости, даже когда ты прав.
Не нужно метать бисер перед свиньями: не в том плане, что мы должны так относиться к той части людей, которые не способны обратиться к Богу. Да нет, это греховно. Тот же Силуан Афонский делил людей на познавших и не познавших Бога. Есть люди, которые не освящены Духом Святым, но не потому, что не хотят быть хорошими. Они хотят быть хорошими, но в них нет Духа Святого, они слепые. Как вы знаете, я и в тюрьмы езжу, и в психиатрические больницы. Как можно обижаться на психиатрического больного? Он же больной, невменяемый. Он тебя даже убить может в силу того, что у него мозг не работает.
Что такое чувство такта? Это чувство меры. Тактичный человек не размышляет, но чувствует грань. Чувствует, что начинает кого-то обижать, и замолкает. И наоборот: нетактичный человек будет говорить такие вещи, которые, может, и правда, но могут кого-то обидеть. Я как-то ехал по Грузии с одним молодым человеком, и вот он завелся на политическую тему минут на тридцать. Я еду и думаю: ты разбираешься в таких сложных вещах, а того не чувствуешь, что ты меня обижаешь, ведь я сижу у тебя в машине, я — гость. Я уже глаза опустил, и ты не видишь таких простых вещей. Зато ты разбираешься в глобальной политике.
Иногда люди видят правду как факт, и она действительно есть. А правда Божия живет не как факт, а как результат и всегда хороший результат. А правда человеческая, принимаемая как факт, иногда имеет плохой результат. Я, например, говорю человеку в лицо: «Ты некрасивый». Как факт — это может быть правда, но она не Божия, потому что я расстроил человека, а может быть, если у него это комплекс жизненный, я его еще и добил этой своей правдой. Лучше бы я как-то вдохновил его или хотя бы воздержался от замечаний. Иногда мы говорим правду как факт, а имеем страшный результат. И в этом основная ошибка всех наших взаимоотношений. Почему у нас происходят ссоры и недоразумения? Потому что мы говорим правду как факт, и это нас вдохновляет: это же правда. Одно дело, когда человек сознательно делает зло. Он еще как-то может сдержать себя. Но порой человек видит, что он поступает по правде, а результат у него плохой.
— Приходят люди в церковь к священнику, когда им очень тяжело, когда у них есть какие-то проблемы. Ходят они в церковь, советуются со священником, причащаются, каются, но через какое-то время эти проблемы с Божьей помощью более или менее решаются или совсем сходят на нет. После чего большая часть этих людей перестает ходить в церковь. До той поры, когда опять случится какое-то несчастье. А некоторые и вовсе могут не прийти. Имеем ли мы право им напоминать об этом, и каким образом это делать?
— К сожалению, даже воцерковленные люди не понимают, зачем они ходят в церковь. Не понимают, что самая главная цель наших посещений — это Христос. Не благополучие, а Христос. Когда человек полюбит другого, он готов согласиться на неустроенность, на потери ради обладания любимым. Если у нас не выстроен приоритет ценности в церкви, если не Христос наша главная цель, то всегда так, к сожалению, будет. И духовники должны об этом говорить. Мы ходим в храм не для того, чтобы нашу жизнь устроить, не благополучия ради, а для того, чтобы возлюбить Христа. Сначала с чьих-то рассказов, доверяя опыту тех людей, которые знали Христа и рассказывают нам о нем. Это настолько светлый образ, что о нем даже слушать приятно. Это происходит сначала на доверии к чужому опыту — Серафима Саровского, Силуана Афонского и других. Но потом, если человек действительно искренне загорелся любовью ко Христу, он начинает сам уже искать Его. Человека перестает удовлетворять чужой опыт и, когда он приобретает свой личный опыт, это становится его верой. Для него Бог становится Личностью. Не идеей философской, а Личностью. Тогда человек влюбляется в эту Личность и ради Нее готов терпеть многое. Допустим, два человека полюбили друг друга. Один из них любит громко слушать музыку, а другой страдает головными болями. И тогда любящий человек жертвует своим увлечением. Он не ест острое лобио, потому у другого человека желудок больной.
Пока люди не поймут, для чего они ходят в церковь, пока не поймут, что главное — это Христос, у них постоянно будет разочарование. А когда человек любит эту Личность, тогда он говорит просто: «Ну, пусть будет, как Ты хочешь». Так бывает в хороших семьях, где получилась любовь. Человек чем-то жертвует, говоря: «Ну, ладно, ладно пусть будет по-твоему. Ты только не расстраивайся, не сердись». Почему Господь принял крестные муки? Потому что главная примета любви — это жертвенность. Если есть жертвенность, значит, это любовь. Если жертвенности нет, значит, это не любовь, а эгоизм. Ты его любишь ради себя самого. Поэтому в отношениях с Богом мы выстраиваем отношение любви к Нему. Со своей стороны, Он нам все доказал, взойдя на Крест. Выше доказательств не может быть. С нашей стороны, не только Ему, нам самим нужны доказательства: действительно ли мы любим Бога. Сегодня, когда мы узнали, что Кетеван привезли, у меня комок в горле был. Она может ничего не говорить. Она не оставила никакого наследия, никакого письменного источника. Она своими деяниями все доказала. Ее рвали на части железными щипцами, на куски живую разрывали, а она, царица, не предала Христа. Речь шла не о ее благополучии, не о ее свободе, а о том, что ее растерзали, но она осталась верной до конца. Вот это — любовь ко Христу. Выше — не бывает.
24 сентября 2017 года
