Месяц: Август 2018

Во второй главе фильма о Японии (она будет называться «Убегающий Бог») людям, которые практикуют молитву и через молитву стараются найти Бога, тратят силы, годы, но не имеют результата, я пытаюсь объяснить, что можно иметь искренность, можно употреблять силы, но просто идти не в ту сторону, и тогда эти силы будут напрасны. Очень важно направление. Некоторые думают, что у них есть и искренность, и силы, но, оказывается, этого недостаточно. Старец Ефрем, молодой еще юноша, спросил у Иосифа Исихаста: «Никто же на Афон не приходит прятаться от аскезы, все приходит искренне, так почему же мы видим такой разный результат? Кто-то становится святым, кто-то средним, а кто-то вообще никем не становится; ведь есть искренность, труд, первый порыв, а результата нет». Иосиф Исихаст ему тогда сказал: «Потому что они не нашли старца». Я добавлю: старца, как путеводителя, как Моисея, который вел за собой, показывая направление.

Почему я говорю об этом в японском фильме? У меня была цель показать людям различие в восточных практиках молитвы и в нашей православной практике молитвы. Я раньше думал, что в буддизме нет духовности, что это мыльный пузырь. Нет, в первом же буддийском храме я ощутил очень мощную духовность, но она была со знаком минус, она была очень яркой, но для человека, который знает Святого Духа и знает переживание Святого Духа, в контрасте с этим – вся их восточная духовность переживалась как-то мрачно, тягостно.

Буддизм часто называют религией безбожия. Такая антиномия двух понятий – вроде бы религия, и религия безбожия. Это не потому, что буддисты отказались от Бога, у них так произошло, потому что на молитве, в отличие от нас, православных, они направляют свою мысль вовне, они ищут Бога там, и бегут за Ним в бескрайние просторы космоса, а космос – это такая ширина и глубина, что их мысль, бегущая за Богом, растворяется в небытии и их Бог растворяется в небытии. Именно поэтому они становятся религией безбожия, и их Бог становится совершенно размытым в этом пространстве не потому, что они не хотят Его найти, а потому, что они не в ту сторону идут. Чем быстрее они бегут за Богом вовне, тем быстрее Он от них удаляется в связи с этой шириной и бесконечностью. А у нас, наоборот, чем больше мы направляем Его в сердце, тем Он глубже и глубже. На Иисусовой молитве мы ищем сердце, мы не держим внимания в голове, тем более не бежим за Богом мыслью в космос. И это именно правильное направление, о котором я говорю. Это два кардинально разных направления, и, если будешь употреблять усилия, время, искренность, но будешь направлять не туда, ты станешь, как буддисты, для которых понятие «Бог» есть, а личность Бога размылась в бесконечности космоса. А для нас Бог персонален, Он не идея, Он – Личность. И чем глубже эта Личность входит в твое сердце, тем Она больше и больше с тобой сочетается, происходит состояние обожения.

К сожалению, духовники сейчас не говорят о направлении, хотя сейчас вообще мало говорят об Иисусовой молитве. Можно всю жизнь заниматься Иисусовой молитвой, но безрезультатно, если ты не в том направлении идешь; Бог здесь, в сердце, и мы здесь. И здесь эта встреча происходит. «Царство Небесное внутрь вас есть», – говорит Господь в Евангелии.

Но есть одна очень важная деталь, которую я хочу подчеркнуть сразу, чтобы не было ошибки. Некоторые люди, не знающие практики Иисусовой молитвы, оценивают сердце как орган чувств, эмоций. Духовное сердце – это не эмоциональное сердце и не чувственное сердце. Почему может быть ошибка и прелесть? Когда люди оценивают сердце как орган чувств, и они начинают стимулировать проживание, прочувствование молитвы. Ни в коем случае нельзя этого делать, вы будете по кругу ходить, еще направитесь не в ту сторону, ничего не нужно прочувствовать, сердце духовное живет другими категориями, оно не так переживает Бога, не чувствами, не в эмоциях. Это не орган чувств и эмоций. Сердце духовное – это нечто другое, в нем происходит все очень просто, эмоции – это сложность, это не о Боге. Когда ум входит в сердце – там все очень просто, не эмоционально, не оценивайте понятие «сердце» как орган чувств. Кто так понимает, тот начинает ошибаться, входит в какие-то эмоциональные состояния, через которые они повреждаются.

Некоторые духовники говорят, что в Иисусову молитву нужно вдумываться. Не нужно вдумываться, потому что вы начинаете включать процесс думания, а не моления, начинаете включать интеллектуальный процесс, а не молитвенный, мы не вдумываемся, мы просто держим ее в сердце. Некоторые говорят, что Иисусову молитву нужно пережить в сердце, и опять здесь ошибка. Они говорят об эмоциональном, чувственном сердце, духовное сердце живет не так. Все придет в свое время, просто держите ум в области сердца, все придет естественно, не нужно искусственно торопить, разгорячать какими-то средствами, стимулировать, избави Бог. Для этого нужен просто труд, долгое время и терпение, кто хочет без труда ускорить процесс, тот повреждается. Терпите, терпите и практикуйте молитву, держите ум в области сердца и просто говорите: «Иисусе Христе, Иисусе Христе, Иисусе Христе…»

Батюшка меня вчера спросил, почему я иногда говорю неполную молитву: «Господи Иисусе Христе, Иисусе Христе…» Когда ум молится в сердце, Христос, молитва переходит из области словесной формы в область Личности, молитва перестает переживаться как словесная формула, она переживается, как Личность. А что в Иисусовой самое главное? Христос.

 

Протоиерей Сергий Баранов

28 августа 2018 г.

В семейной жизни, а я это знаю, я тоже семейный, приходят такие минуты, когда вы рассорились, когда кажется все, это окончательно, вы не понимаете друг друга. На самом деле, взрослые люди, которые прожили жизнь, могут вам сказать: нет, это совершенно не конец, если вы потерпите и постараетесь все вернуть, любовь вернется, и отношения вернутся. Так же и в монашестве, параллели одинаковые, в монашестве бывают такие периоды, особенно после первых годов вдохновения, когда приходят бесы и начинают смущать: может, ты не свой путь выбрала, детей бы нарожала и жила бы… Никогда не нужно думать, что это все действительно. Переживите, перетерпите, и все вернется, как семейным, так и духовным людям, можно сказать одно и то же. Перетерпи, все уляжется. Хорошо, когда есть опыт, тогда человек понимает, что просто нужно потерпеть. И тогда за терпение Господь все вернет.

Бывают даже в отношениях такие периоды, когда другая сторона благодарна, что ты потерпел некрасивые моменты, покрыл любовью, еще больше и крепче отношения становятся. Конечно, бывают крайние ситуации, когда даже Церковь разрешает разъединить брак, но это крайность. Бывают ситуации, когда могут сказать, что тебе нужно покинуть этот монастырь и перейти в другой, да, это бывает, но это не норма, это крайняя ситуация, нужно до конца стараться терпеть.

 

Протоиерей Сергий Баранов

19 августа 2018 г.

Иногда, читая Евангелие, мы остаемся совершенно равнодушными к этой книге, иногда она вызывает у нас интерес, а иногда бывают такие случаи, когда ты не можешь сдержать слез, потому что она настолько трогает тебя своей глубиной. Одно и то же Евангелие, и один и тот же человек, и такие разные ситуации. Я думаю, чтобы уметь сочувствовать, нужно самому прожить много горя и боли. Человека, который знает много боли, не надо даже склонять к сочувствию, стимулировать, у него сочувствие проявляется сразу, он чувствует ситуацию без слов, не изучая ее. Сердце, которое много болело, становится чутким, и наоборот, сердце, которое не болело, ничего не чувствует, и с этим ничего не поделаешь. Если мы хотим, чтобы наше сердце ожило и стало чувствовать духовно, нам придется согласиться на скорбь, нет другого пути, все остальное – фантазии, философия, пустая болтовня. Не случайно, в Священном Писании философия еще другим словом заменяется – буесловие, по-современному – пустословие. Речей умных много, а толку никакого нет. Зерна нет, не рождает. Поэтому соглашайтесь понемножку терпеть, если хотите приобрести Христа, Христа распятого, чтобы у вас не вырвалось потом «распни, распни», когда он вас разочарует, чего-то вам не дав. Христос не должен обслуживать наши хотения, мы должны постоянно за Ним стремиться, постоянно угождать Ему, Он и так все это делает. Почему мы всегда обязаны своим родителям? Потому что они не спали, не доедали, нам отдавали, все время от себя отделяли, переживали, даже тогда, когда мы уже ушли от них и стали на ноги, они все равно переживали. Так же и Христу мы обязаны. Старайтесь оживлять сердце скорбями, не бегите от них, вот весь смысл общежития, есть такое выражение в Священном Писании «всяк человек ложь», нет на земле человека, который был бы не ложь. Каждый человек ложь, и поэтому, когда люди собираются совершенствоваться ради Христа в одну общину, в одну семью, ложь каждого из нас хоть немножко, но колет другого. Не нужно сердиться, не нужно паниковать, не нужно разводить руками, что для нас это что-то неожиданное, так должно быть. Мы должны терпеть друг друга, через это становимся терпеливыми, искусными, через это мы становимся монахами, христианами, не через чтение книжек. У меня был знакомый протестант, мы когда-то работали вместе, а потом встретились уже взрослыми, я уже священник, и он мне такую фразу сказал: «Я вчера лежал на диване, читал Апостола Павла и мне открылось…» Я говорю: «У тебя бутылки кока-колы не было рядом? Слишком комфортно ты в Царство Небесное входишь к Христу, который Сам прошел такие страдания». Конечно, он тоже все понимает, просто такая ситуация создалась.

Я утешал не одну мать, которая потеряла ребенка, и в какой-то момент они, знаете, что говорили? «Я понимаю, я в связи с потерей, скорбью переосмыслила жизнь, увидела ее скоротечность, бессмысленность, я готова уже смириться с его смертью, но я никак не могу спать, переживая, а где он сейчас? Куда он попал? А вдруг он в аду?» И это переживание заставляет ее молиться постоянно, в храмах подавать, милостыню раздавать, долго не снимать черный платок. Если мы можем смириться и привыкнуть к смерти, к потере ближнего, то христиане никак не могут успокоиться об их участи. А как они там? Тем более, если есть какие-то вопросы, если человек мало церковный был или вообще нецерковный. Вот это очень сильно всегда тревожит, и это происходит постоянно, каждый день.

Самое страшное, к чему привык человек, за 7 500 лет своей жизни на земле, он привык к смерти. Он и привык к смерти, и не привык к смерти. Он смирился, что он умрет. И поэтому перестал о ней думать. Но если не думать о правилах дорожного движения, то обязательно под машину попадешь, станешь несохранным, если не будешь думать.

Христос воскрес. Если бы Он не воскрес – грустно было бы жить. Это грустная тема. Во-первых, грустная тема, а во-вторых, страшная тема. Словоблудие, когда человек говорит: «Я ничего не боюсь». Тот человек в жизни мало видел. Кто не боится темной силы, дай Бог вам не встречаться с ней. Иногда мы думаем, что можем себе объяснить происходящее и в связи с этим не бояться. В минуты, когда ты встретишься с этой силой, ты даже не будешь способен что-то думать, что-то себе объяснить, настолько тебя парализует страх и ужас, даже челюсть не будет слушаться сказать: «Господь Иисусе Христе, помилуй мя», и те люди – болтуны, просто не знают ничего. Все боятся, каждый по-своему, и это невозможно человеку вынести, если бы не Христос.

Помните, батюшка Серафим Саровский нам говорил: «Сатана настолько нас ненавидит, что если бы ему Бог только позволил, он бы нас разорвал на мелкие кусочки и разметал бы по всей вселенной, Бог ему не позволяет». Он нас ненавидит лютой ненавистью, и поэтому нам нужно держаться постоянно Бога. С Богом не страшно, как маленький человечек не отходит от родителей – он сохранный; если в этой маленькой пустой голове нет сохранности – он побрел куда-то, все его могут утащить и разорвать на куски. Нельзя отходить от родителей, нельзя отходить от Христа, иначе страшно будет. Некоторые говорят: да ты не думай. В такие минуты не думается ничего.

Я же вам рассказывал, как на Афоне в одной пещере монахи поставили специально большое распятие, потому что темные силы издеваются над теми, кто там живет, пугают. Посреди пещеры стоит большой крест, а она уходит вглубь горы, и я такой смелый, пошел почитать туда правило Иисусовой молитвы на часок. Если закрыть дверь в пещеру, то там делается полная темнота. У меня на лбу фонарик, закрыл за собой дверь, поднялся к кресту, обнял его, выключил фонарик и стал читать Иисусову молитву. И у меня от пяток доверху пошел холод, смелый я, несмелый, я не могу его остановить, этот холод. Я час не выстоял, минут 15 всего, потому что дискомфортно. Это сильное искушение для отшельников. Мой знакомый монах, который живет на скале, знает, что я люблю один оставаться, и специально – я приеду, а он найдет повод, чтобы уехать дня на три по делам, – меня одного оставляет; я живу один, пишу росписи, ночью молюсь. И самое сильное искушение для отшельников, когда ночью приходит страх даже не в какой-то форме, а без всякой формы, просто вдруг леденит душу, а бежать некуда, даже тропинок нет, чтобы выбраться, надо по цепям по скале карабкаться, а куда ты побежишь? И кричать куда, и в милицию не позвонишь, и «мама» не крикнешь. Господи Иисусе Христе, Иисусе Христе – только. В следующий раз приехали наши монахи с Андреевки, пришли ко мне туда в гости, я предложил пойти в ту пещеру почитать правило, всем вместе же не страшно. Я опять поднялся к кресту, а они возле входа сели на скамеечку. Я потушил свет, начали молиться, и минут через 40 вдруг где-то в глубине этой пещеры, в скале начинается шум. Потом этот шум становится сильнее и сильнее и приближается по пещере к нам, и такое ощущение, что по этой пещере, по стенам разлетаются доски, и все это к нам приближается. В какой-то момент я перестал молиться, и они молчат, и я молчу, включил фонарик – раз, все затихло, никого нет, тишина. Я поднялся чуть выше, там разбросаны по полу иконки, я их собрал. Вернулся, говорю: «Ну что, отцы, 15 минут осталось, достоим уже, вместе же». Опять выключают фонарик, и опять это начинается, бам-трам, разлетается все. Интересно, у каждого по-своему. В этой пещере жил духовный отец Паисия Афонского русский схимник Тихон, русский старец. Сейчас там живет монах, его не трогают. Отец N, у которого я расписывал храм, говорит: «Я там тоже зимовал одну зиму, но ушел, они просто физически меня с кровати стаскивали и на пол бросали». Он, музыкант по образованию, рассказывает: «Один раз я сижу в этой пещере, четку тяну – и вдруг начинает играть классическая музыка, по всем сводам пещеры разливается, и она настолько явная, что я хотел взять и записать ноты произведения, и потом вдруг у меня мысль: Господи, а откуда тут музыка? И только сказал – раз, и музыки нет».

Обычно тех хвастунов, которые говорят «я ничего не боюсь», когда-нибудь посетит. Нужно быть осторожным, не нужно придавать много значения, и вообще на эту тему много не думать, чтобы не носить в себе эту тему, но и не нужно хвалиться, что ты мужественный и ничего не боишься. У каждого своя мера и свой случай. Может так испугать, что за одну ночь седым станешь, но, слава Богу, у нас есть Христос. Скажешь: «Господи Иисусе Христе», – и сразу хорошо. Если Он для тебя есть, а не просто слова.

 

Протоиерей Сергий Баранов

15 августа 2018 г.

Сестры, представьте себе линию, по обе стороны: вот там – рай, вот там – ад. Как, вы думаете, проходит линия нашей жизни христианской? Некоторые думают, что они идут от ада в рай, и они в прелесть впадают. Наша жизнь до последнего нашего дыхания будет проходить так: чуть-чуть невнимательности – ад, чуть-чуть труд – рай. И так до самой смерти. Святые отцы так жили, поэтому они не ошибались и не расслаблялись. Никогда не наступит такого момента до смерти, когда вам кажется, что вы пошли туда, в рай. Это ошибка, это неосторожность. Всегда чувствуйте, что вы идете по краю, как бы у вас хорошо ни получалось, сколько бы вы ни сделали, как бы у вас молитва ни пошла – всегда ощущайте себя на этой линии. Вы всегда идете по краю, чуть-чуть невнимательности – сколько бы вы ни заработали, один шаг – и в ад. Так оценивайте свою жизнь, пока двери райские за вами, дай Бог, закроются, всегда ощущайте себя на этой границе. Чуть-чуть невнимательности – и ад.

 

Протоиерей Сергий Баранов

Август, 2018 г.

Тема смерти – это не мрачная тема для христиан, это естественный процесс нашей жизни. Господь спрятал от нас день смерти, чтобы мы не надеялись, что еще полгода можем погрешить, а потом покаяться. Может, нет у нас этого полгода. Может быть, онкологическая опухоль уже развивается у нас внутри, и мы ее не чувствуем, может, инсульт уже развивается, может быть, сердце уже не правильно работает, мы не знаем. Но это не мрачно для христиан. Некоторые христиане судорожно носятся с темой конца света: «Когда придет антихрист, как же страшно будет умирать». Христиане же всегда знают, что будут умирать, и никому не обещано легкой смерти. Вы думаете, при антихристе тяжелее будет умирать, чем больному, которого съедает заживо рак? Это тоже очень ужасно, священники видят это постоянно, кого-то разбивает инсульт, он лежит и глазами в потолок только смотрит. Что это, легко? Не надо ждать антихриста, вот оно рядом, сегодня, здесь.

Люди, которые сильно озабочены темой антихриста, как будто хотят избежать Божьего промысла о смерти. Как ты убежишь? Это Бог так создал, рассудил, положил, мы хотим убежать от Божьего промысла, нарыть себе землянок, накупить консервов? Но Господь же нам сказал: «Хочешь быть Моим учеником – бери крест», Он же нам сказал, что главная тема нашей христианской жизни – это крест, в который входит страдание, терпение, долготерпение; как мы хотим: быть христианами и в то же время – без креста? Как христианин может не думать о смерти, как эта тема может быть для него чем-то ужасным? Ужасно умереть и не быть со Христом, с другой стороны, можно и здесь жить без Христа и быть очень несчастным. Не нужно бояться самой смерти, нужно бояться греха, который нас разлучает со Христом. Не надейтесь, что все доживете до старости.

Когда я еще на Горе служил, я не мог победить в себе какую-то обиду, не получалось помыслы победить, и тогда я поехал в похоронное бюро, купил крест, написал на нем: иерей (тогда еще иерей) Сергий Баранов, последнюю букву написал – и как рукой сняло. Суета сует. Когда вам кажется, что ваши проблемы чрезвычайны, поставьте перед вашей проблемой тему смерти, и ваша проблема станет ничтожной. Когда ты говоришь: я не могу вытерпеть каких-то земных проблем, как ты будешь умирать?

Я иногда сам себе говорю: отец Сергий, у тебя впереди еще смерть, а как ты будешь умирать? Если ты сейчас такого не можешь потерпеть? И никто тебе не обещал легкой смерти, что ты умрешь и не проснешься. Вдруг у тебя будет тяжелая и проблемная смерть. Как умирал Христос? Тихо, мирно? А если весь смысл нашего христианства – подражание Христу? И тогда никто тебе не обещает, что ты, последователь Христа, носящий крест на груди, умрешь тихо и мирно. Тяжелая смерть входит в тему нашего умирания, мы можем умереть очень тяжело, кому Бог что даст, так и будем умирать. Когда умирал Софроний Сахаров, – он очень страдал. Он последний раз выдохнул, о. Николай побежал в храм, чтобы сообщить, что старца больше нет, и когда он возвратился, там уже была Пасха, был рай, там уже не было креста, не было страданий, весь дом был наполнен пасхальным состоянием.

Некоторые надеются: я же стараюсь жить правильно, Бог даст мне легкую смерть. Какую даст, такую и даст. Пусть даст терпения, понимания. Чтобы вам легче было терпеть – посвятите свой крест Богу, потерпите это ради Христа, вам все равно придется терпеть, но просто терпеть, от безысходности, от того, что ничего не изменишь, или потерпеть ради Христа? У вас сразу в вашем страдании появится смысл, и смысл очень высокий, благородный, настолько высокий, что он согреет ваше сердце.

Часто в жизни нам надо понять, что мы имеем право просить, просите и дастся вам. Но в какой-то момент Бог нам дал разум понять, что все-таки нужно смириться и принять, так как Бог говорит: «Чадо, я слышу твои просьбы, но услышь и ты меня навстречу, понимаешь, для тебя нужно именно вот это, сегодня ты должен пройти именно этот путь; услышь меня, это путь твой, и он в Моем промысле, прими его, и тебе станет наполовину легче, потому что ты от этой скорби удалишь часть своего противоречия, часть спора со Мной, и тебе наполовину станет легче. А удалив противоречие, ты вместо него прибавишь доверие ко Мне, и оно еще облегчит твое страдание, твою скорбь».

Это касается не только смерти, это касается всех искушений. В какой-то момент, когда мы понимаем, что нужно потерпеть, удалите противоречие, несогласие, и добавьте на это место веру Богу, надежду, что все в Его промысле, и добавьте еще любви. «Иисусе Сладчайший, ты страдаешь, и я ради Тебя решил взять это и пострадать», – и сразу появится вдохновение, появится смысл и станет легче.

 

Протоиерей Сергий Баранов

11 августа 2018 г.

Почему не получается послушание у вас? Почему все время на исповеди каемся и то же самое делаем? Послушание возможно только тогда, когда есть доверие, а не только смирение. Одного смирения не достаточно для послушания. В чем смысл, что я хочу вам объяснить, пожалуйста, попытайтесь уловить. Почему для послушания нужно и смирение, и доверие? Одного смирения недостаточно. Потому что, если вы слушаетесь только через смирение, вы говорите: «Да, духовник, не прав, но я смиряюсь, и поэтому творю послушание». Это послушание не приносит вам плода, вы все равно будете кувыркаться, у вас все равно будет одно и то же от исповеди к исповеди, от ссоры к ссоре, от скандала к скандалу. Будет одно и то же, если вы считаете себя правыми, а слушаетесь только из смирения, потому что Бог велел вам смиряться. Не получится, постоянно будете соскакивать. К смирению нужно еще иметь доверие. Если ты доверяешь, то ты доверяешь, если нет – то все это пустое, у вас не получится. Если вы слушаетесь: «Ну да, игуменья сейчас чудит, но я смирюсь…» – это уже бесовское смирение, это не духовное смирение. «Духовник сейчас не прав, я же лучше понимаю, он не прав, но я смиряюсь, иду на исповедь и говорю: «Простите, я согрешила против вас», – а сама я ухожу с тем, что смириться – смирилась, а правоту свою уношу с собой», и поэтому ничего не получается, как воду в решете – туда-сюда, туда-сюда.

Эта правота – бесовская правота, избави Бог нас от нее, потому что потуги будут, а результата не будет, будут старания, а результата не будет, будут исповеди, а результата не будет. Каждая исповедь – одно и то же, одно и то же. Если вы на исповедь еще подходите, чтобы меня в чем-то убедить, – не надо меня убеждать. Пожалуйста, как хотите. Вот сейчас сестра N ко мне подошла и убедила меня, что ей надо ехать в Москву, потому что она два года не видела свою внучку, детей. Она убедила меня. Она не подошла и не спросила меня, а как я считаю. Ей мнение мое не нужно было, ей нужно было благословение. «Я соскучилась по родным». Ты, когда постригалась в монашество, понимала, куда ты идешь? Ладно, пожалуйста, езжайте… Сколько? Три дня, десять дней? А можно больше? Пожалуйста, езжайте. Хотите на полгода. Это ваша беда, не моя. Одна небольшая деталь потянула за собой другую сестру: «А я тоже не видела свою семью…» Цепная реакция пошла к другим: «Они двое не видели, а я тоже не видела». Если бы сестра подошла и спросила: «Батюшка, а как вы считаете, полезно мне было бы тоже съездить?», но она не спросила, она сказала: «А что, эта едет, а я тоже хочу, я тоже поеду, я старая, мне нужно умирать, мне нужно поехать и примириться». А вот, как духовник, я вам скажу, что сразу увидел ситуацию наперед. Как вы приезжаете примиряться к своей неверующей снохе, к своему сыну? Вы начинаете говорить на какие-то духовные темы, на темы примирения; эти темы зацепляют за собой все темы, за что вы просите примирения, что между вами было, и вы приезжаете, не примирившись, а разбившись вдребезги через эту поездку, через это примирение. Это бес вам про примирение говорит. Примиряться нужно было перед постригом. Собралась в монашество? Пошла, раздала имущество, попросила у всех прощения и пошла на постриг, как на смерть. Сейчас говорит: «Я могу со дня на день умереть, сейчас же отпустите меня в Москву». Ты хочешь в поезде помереть или в Москве на вокзале где-нибудь? Если ты собираешься помирать – помирай по-монашески, в монастыре помирай. А дети и внуки – молитву твори за них, это все, что ты можешь, ты уже умерла давно для них.

Каждый день: «А можно мне позвонить? А можно мне позвонить?» Иногда даже еще не знают причины позвонить, просто очень захотелось, начинаешь спрашивать – и тут только начинают придумывать причину. Причина начинает подкладываться под то, что хочется. Вам не человек нужен, которому вы звоните, вам общение нужно, поговорить, пообщаться. А можно туда позвонить? А можно туда съездить? А можно внуков понянчить? Да пусть приедут сюда, мы же не против, пусть приезжают. Самое главное, что цепная реакция начинается. Даже не относительно этого, одному разреши в связи с болезнью в келью носить суп – сразу другая закашляла: «Батюшка, что-то плохо себя чувствую, можно мне суп в келью?» Сразу бесы в горле запершат. Вы не подходите и не спрашиваете мое мнение, вы подходите и спрашиваете по факту благословения на ваши вопросы, которые вы уже решили. Зачем? Иди, пожалуйста. Можно я выйду с монастыря? У нас не такой монастырь, в котором мы будем держать. А как мы можем удержать? Если человек хочет уйти, – он все равно уйдет.

На все, о чем вы упрашиваете меня, в конце концов, конечно, я скажу: пожалуйста, как хотите, но это не благословение, это ваша воля, которую просто вы выпросили. На исповедь пришли каяться, и начинают убеждать меня, что я не понял, что не правильно понял, что все по-другому, и надо благословить, как она говорит. Не я же пришел к тебе исповедоваться? Ты же ко мне пришла исповедоваться. Исповедоваться или убеждать меня в своей правоте? Я, в конце концов, тоже скажу: «Ну ладно, пусть будет так, хочешь так – пусть будет так». – «Да нет, вы не поняли, вы послушайте, понимаете…» А зачем духовник, которому вы не доверяете? Перед которым вы смиряетесь, но которому вы не доверяете? Я смиряюсь, потому что нужно смиряться, потому что он духовник, а доверять… Я же понимаю, что он тоже человек, он тоже что-то не понимает, грешит, часто тут не бывает, не знает наших дел, а мы-то знаем… Живите сами тогда.

Я раньше не понимал, молодой был, как прп. Сергий Радонежский мог допустить такую слабость – ночью уйти из монастыря. Это не слабость была, а просто констатация факта – он там перестал быть нужным, он собрался и ушел в другое место и основал другой монастырь, потом братья пришли за ним. Если духовник нужен только как обслуживатель ваш, то не нужен такой духовник. А если духовник нужен как духовник, то вы слушайте тогда, а не просто смиряйтесь, это не хорошее духовничество, не хорошее послушание, когда вы приходите на исповедь и мужественно смиряетесь: «Я смиряюсь, я согрешила против вас, роптала», а суть-то не изменилась ни в чем, ты как считала себя правой, ты так и ушла со своей правотой. Ты просто попросила прощения фактически, юридически, потому что нужно. А потом удивляются, что же ничего не происходит, все как было, так и есть, от исповеди к исповеди, одно и то же. Потому что ты ушла со своей правотой, и опять придешь со своей правотой. «Простите меня, я согрешила». Ты согрешила не тем, что исполнила, а тем, что согласилась, за этим идет действие. Ты согласилась, что «он не прав, а я, конечно, права, но я же смиренная, я приду и поисповедуюсь, но все-таки он не прав». Это я говорю не с обидой, я мог бы промолчать и все. Это я говорю, чтобы вы увидели – в чем камешек, через который вы спотыкаетесь все время. Один и тот же камень. Лежат посреди монастыря грабли, ходят все в шишках, и будут ходить через эти грабли, и ни у кого ума не хватает убрать эти грабли с дороги. Нет, будем биться, биться, биться и все равно на эти грабли наступать.

Вы поняли суть, о чем я вам говорил? Не смирение, а доверие. С доверия начинается. Нельзя перед Богом даже смириться, не доверив Ему. Почему у нас с Богом возникают конфликты? Конечно, мы понимаем, кто мы и кто Он, мы должны смиряться. Но мы не доверяем Ему, мы думаем, что опять Он ошибся. Даже Богу говорим: «Ну вот, я же знала, что так, Господи, а Ты ошибся». Ты знаешь на этот отрезок времени, ты не видишь, куда Бог смотрит, гораздо дальше. И сегодня тебе показалось, что Бог ошибся, а ты была права, но проходит время, двадцать лет, и думаешь: «Господи, помилуй, зачем мне эта правота нужна была».

 

Протоиерей Сергий Баранов

5 августа 2018 г.

Никто не приходит в монашество за пряниками. По большому счету, все понимают куда идут, зачем идут. Может быть, какие-то отдельные сумасшедшие не понимают, но по большому счету, наверное, к монашеству подходят те христиане, которые почитали о жизни преподобных, уже что-то знают, и поэтому их сердце возревновало, чтобы подражать. В монашество все приходят с желанием так жить, никто не приходит за привилегиями, за почестями, за какими-то приобретениями земными. Все прекрасно на постриге, наверное, слышат, какие обеты дают, какие клятвы произносят, почти все понимают, что монашество – это смерть для мира, тот человек умер со всем, что его окружало в этом мире, с привычками, привязанностями, весь этот хвост обрубается. Не случайно дается новое имя – это очень символично, тот человек умер, его нет, сейчас уже живет другой.

Одного из преподобных ангелы понесли на небо, а бесы вокруг летели толпой и кричали: «У него были такие-то грехи, такие-то грехи», ангелы их спросили: «Это было до пострига или после?» – «До». Тогда они говорят: «А здесь этого человека нет, мы поднимаем другого, тот человек умер давно, этому вы ничего не можете предъявить». Почему же все мы, зная прекрасно, к чему идем и на что соглашаемся, почему у нас потом все-таки ничего не останавливается в плане наших грехов, почему они происходят; наши страсти, наши желания продолжают жить, почему Господь все это в таинстве пострига не уничтожает сразу? Я вам хочу сказать, Господь – самая деликатная личность, нет другой такой личности, как Господь, по деликатности, по скромности. Он человеку, в связи со своим этим качеством, дал свободу. И эта свобода – наша проблема. Может быть наше главное достоинство, потом наша главная проблема, но затем она может стать великим нашим достоинством, если мы переживем эти проблемы, победим их. Это уже будет другое достоинство – какое достоинство имел Адам в раю, но оно было дано ему даром, оно не было выстрадано, не было доказано подвигом, потом и кровью и даже самой смертью. Адам жил естественно, вложенной добродетелью от Бога, а вот уже новый Адам – после грехопадения, каждый из нас, наверное, это можно отнести к преподобным, к святым, а к нам – очень осторожно, новый Адам – это уже другая тварь, он отличается от того Адама тем, что этот Адам уже выстрадал свою святость. Он ее доказал, не словом, а самим делом, ему можно уже ничего не говорить, он может показать свою жизнь, свои труды, свои слезы, свои пот и кровь, и это гораздо выше первого состояния до грехопадения. Как можно доказать любовь? Умри за меня – и я поверю, что ты меня любишь, но это слишком категорично, хотя иногда и Господь употреблял категоричные слова, чтобы ярко показать свою мысль. Если мы готовы за Него умереть (но, конечно, мы не готовы), – это и будет настоящая любовь.

Почему в нас все-таки действуют эти страсти, привязанности, почему наше таинство монашества не убирает их от нас, не умаляет, не сокращает? Свобода. Господь нам все время говорит: «Как хочешь». Он сначала говорит: «Чадо, надо сделать вот так». Мы не слышим. Потом второй раз громче говорит: «Дорогой мой, если ты так не сделаешь – будет плохо», мы опять не слышим и не хотим слышать; третий раз он говорит: «Как хочешь».

Сестры, услышьте, пожалуйста, что я вам скажу. Если вы подходите и просите, – есть различие между тем, просите ли вы совета или вы просите благословения на уже решенный вами вопрос. Вы сейчас понимаете, что это разные вещи? Когда вы подходите и спрашиваете: «Батюшка, возникла такая тема… я, как у духовника, вас спрашиваю: правильно это или нет, полезно или нет, вредно или нет, опасно или нет». Духовник вам говорит. А когда вы подходите уже с решенным для вас вопросом и говорите: «Благословите», – тогда духовник видит, что вы уже сами все решили, духовник может сказать: «Как хочешь». Но потом, через время ты ко мне подойдешь и скажешь: «У меня внутренняя трагедия, у меня остановилась молитва; в связи с тем, что остановилась молитва, меня посетило уныние, которое я не могу победить». В связи с тем, что остановится молитва, кого-то может посетить даже блуд, и вы не поймете – что и откуда. У меня один друг на Афоне говорит: «Странная взаимосвязь, казалось бы, разных вещей. Вот я если кого-то поосуждаю днем, у меня ночью блудные мысли приходят. Казалось бы, как это связано?» Очень просто связано – благодать отошла, открылся вход всему скверному, плохому, грязному, бесовскому. Если ваша внутренность наполнена Духом Святым – бес туда не может войти, потому что там занято.

Помните, я приводил пример Порфирия Кавсокаливита, когда на Афон пришел к нему один молодой человек и очень много спрашивал об антихристе, ему очень интересна была эта тема, а Порфирий Кавсокаливит все о молитве говорит, о святых. Он опять эту тему вклинивает: «Батюшка, я бы хотел про антихриста с вами поговорить», а Порфирий Кавсокаливит на скамеечке сидел для Иисусовой молитвы, маленькая, низкая, узкая скамеечка, и он этому молодому человеку говорит: «Ну, присаживайся рядом со мной, я сейчас тебе расскажу». Он с этой стороны подошел, с той обошел, и говорит: «Батюшка, а тут места нет», «Конечно, нет, поэтому ты и не можешь сесть, так вот, что я скажу тебе об антихристе: у тебя все должно быть заполнено Христом, и для антихриста не должно быть места, тебя эта тема не должна тревожить». Суть этой темы – чтобы антихристу не было места, а если в вашем уме, в вашем сердце слишком много пространства, чтобы вы могли полдня о нем говорить, думать, носить в себе, значит, это место не занято Христом.

Почему нам бывает плохо? Потому что мы не соответствуем нашей сути монашеской, нашей жизни монашеской. Иногда обманываемся и думаем: сегодня был тяжелый день, я устал, весь день за рулем провел, а, может, мне сегодня пропустить поклоны, Иисусову, чтобы отдохнуть, набраться сил, а завтра подвизаться. А завтра просыпаешься в разбитом состоянии, и ночью был не крепкий сон, а какой-то полубред, и на сердце – тягота и камень. Оказывается, лучше понести малый труд и потом освободиться от великой тяготы, которая последует за тем, что ты пропустишь, надо уже опыт приобретать нам, опыт жития, вот сделаю так – будет хорошо, сделаю иначе – будет плохо. Пойду на исповедь, буду плакать, буду говорить, как мне плохо, что-то Бог не со мной, а мне хочется просто иногда в ухо крикнуть: «Да не Бог не с тобой, а ты не с Ним, Бог всегда с тобой, Бог не может быть не с тобой, если ОН – любовь, это ты не с Ним». Слава Богу, я практически приобрел такой опыт, когда у меня в сердце вдруг почему-то перестает молитва, раньше внутри какое-то отчаяние появлялось, какая-то тревога, беспокойство, а теперь я сам себя утешаю: даже если она там остановилась, Бог все равно там, Он никуда не денется, это просто от меня зависящее что-то произошло, я провел невнимательно день, погрешил, и моя часть молитвы остановилась. Но меня согревает то, что Бог все равно там остается, и это меня понуждает не унывать и скорбеть: «Ах, какой я несчастный, что-то потерял», а быстрей возвращать, только, конечно, нужно потерпеть, понести труд.

В связи с тем, что Он один и тот же – Он не изменяем, а если Он любовь – так Он всегда любовь, что бы ни произошло с моей стороны, всего мира, Бог никогда не изменится в своей любви к нам.

Но только очень грустно бывает по-хамски пользоваться Божьей любовью, Его верностью, Его преданностью человечеству и говорить: «Он все равно меня любит, буду грешить». Так не получится. Ваше сердце сразу кольнет, оно заболит, потому что вы совершаете предательство, а предательство очень сильно болит, нельзя Бога предавать. Мы все равно будем предавать, конечно, по невнимательности, по несовершенству своему, но это еще в какой-то мере извинительно. Нельзя сознательно предавать, когда ты понимаешь, что сейчас творишь беззаконие против Бога и сознательно соглашаешься, это самое плохое предательство.

Почему бывают недоразумения? Потому что монахи не учатся послушанию. Через послушание мы учимся слышать волю Божию. Не научаясь послушанию, не понимая послушание, не пользуясь послушанием, мы живем на своей воле, падшей, греховной, страстной и получаем результат тот, который сами себе творим, а потом для некоторых еще Бог виноват, опять что-то нам плохо. Тебе плохо, потому что ты сам это сделал. Бог не может делать плохо, Бог может только оставить нас на своей воле, так же и духовники поступают иногда.

Макарий Сушкин – последний до революции игумен Пантелеймонова монастыря – как-то говорил одному монаху: «Слушай первое слово, которое тебе духовник сказал, иначе, когда ты его начинаешь убеждать, – духовник тоже на страшном суде, он боится погрешить, и если ты начинаешь напирать, как бы доказывать свою правоту, духовник может податься назад и подумать: «А, может, действительно я не прав, он так настаивает, наверное, действительно я ошибся». И духовник может уступить и благословить вашу волю, и вы получаете результат по вашей воле».

Живут одинаковые монахи, в одном и том же месте, в одном и том же монастыре, в одном и том же уставе, при одном и том же духовнике и игуменье, и один может быть счастливый, а другой несчастный. Что? Внешнее что-то виновато? Внешне все одинаково, дело в человеке. Как хочешь. Хочешь так – пожалуйста, потом придешь жаловаться, я промолчу, если ты не понимаешь – как хочешь.

 

Протоиерей Сергий Баранов

2 августа 2018 г.