Встреча у отца Дионисия

По поводу ваших вопросов: как сохранить себя, как спастись… Ребенка можно много чему учить, но самая лучшая сохранность, когда он держит свою руку в маминой руке. Если христианин постоянно находится в благодати, в молитве, рядом с Богом, — это самая лучшая сохранность. Никакими технологиями нельзя на все 100% подстраховаться. Если Бог не спасет, никто не спасется. Нужно искать, в первую очередь, не внешнего, а внутреннего, и тогда Бог будет вашим путеводителем, проводником, вашим умом, сердцем. Мы иногда сильно отвлекаемся на внешние технологии и забываем главное: нужно жить духовной жизнью, изучать молитву, молиться, и все будет хорошо. Никто ничего сам по себе не может. Все это даже небезопасно. Десять раз сможешь, на одиннадцатый раз споткнешься. Поэтому «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии». Нужно, чтобы всей нашей жизнью управлял Господь. Нужно быть рядом с Ним. Даже лучше не рядом с Ним, а в Нем.

— Пока ребенок послушный, мама и папа водят его в церковь, причащают. Потом он подрастает и не хочет ходить. Как в этом случае быть?

— Может быть, вы его достали? Так иногда бывает. Я часто вспоминаю мультик о том, как лось хотел спать, а заяц ему то соломки принесет, то еще что-нибудь, а в результате так и не дал прикорнуть. Мы иногда так назойливо пытаемся помочь, что просто достаем человека. Он уже ничего не хочет, ему бы только от нас уйти. Иногда мы слишком рьяно воцерковляем наших детей. Но они подрастают и уже могут отказаться нас слушать. А вообще переходный возраст — это естественное состояние. Не нужно паниковать, нужно проявить еще больше мудрости, терпения, долготерпения. Никогда не нужно укорять детей, иначе они закроются. Когда между нами есть обиды, тогда кончаются отношения. Если дети ведут себя недостойно в храме, значит, это мы их так воспитали. От этого никуда не денешься. Это же наши дети, не с неба же они к нам упали. Если мы будем винить самих себя, нам легче будет простить и понять наших детей. А когда мы ни в коем случае не считаем себя виноватыми, тогда мы начинаем сердиться на детей. А они просто от нас уходят.

— Я не могу делать детям замечания в церкви, ведь я на службе. Но порой сердце переворачивается…

— Выходит, вы на службе не молитесь, а психуете, когда нужно молиться. Как лучше всего воспитывать детей? Пока ребенок маленький, он должен видеть, что мама, уложив его в кроватку, с молитвой совершает поклоны, потом, сидя на краю кроватки, шепчет Иисусову молитву. В первую очередь ребенок должен видеть благие примеры, а не слышать назидательное, а тем более назойливое слово. Я двадцать один год тюрьмами занимаюсь. Казалось бы, хуже заключенных никого нет, но и там есть те, кто исправляется. Я недавно был на Афоне. Там на Каруле живет мой знакомый, бывший заключенный, теперь монах. А до этого он десять лет прожил на Валааме. На все нужно терпение. Можно чего-то добиться, если не терять терпения, не терять веры, запастись любовью. Иногда одно доброе слово может сильнее подействовать, чем десять нравоучений. Не надо сыпать цитатами из святых отцов, из Евангелия. Они детям претят. Ко мне как-то раз пришла одна мама: ее семнадцатилетний сынок собрался уезжать к отцу, в другой город. А там у того уже другая семья. Сын уперся: поеду — и все. Она просит: «Отец Сергий, уговорите его». Как уговорить? Я попросил его съездить со мной по одному делу, и мы о его отъезде вообще не говорили, а всего лишь хорошо и по-доброму общались целый день. И после этого дня добрых отношений я ему как бы вскользь сказал: «Максим, может, не поедешь?» Он говорит: «Не поеду». По-доброму можно многое сделать. И наоборот, когда кончаются добрые отношения, вообще ничего нельзя сделать. Ну и, конечно, не надо злиться и психовать, когда не все получается. Ну, не может в жизни все получаться. Что-то нужно просто терпеть. Терпение — это тоже духовная жизнь. Я бы даже так сказал: терпение — это некая форма молитвы. Нельзя ничего делать, если в вас нет терпения, нет молитвы. И нельзя этим заниматься только теоретически, ничего не получится. Вы ничего не сможете, если у вас нет молитвы. Молитва — это наш дух. Мы все Евангелия знаем, все заповеди знаем, нравственный закон знаем, но ничего не можем. Все говорим: «Я хочу», — и тут же: «Я не могу». Чего в нас нет? Духа нет. А Дух как раз через молитву черпается. Перед Великим постом у нас было собрание епархии. Я — секретарь епархии. Владыка попросил сказать немножко о духовной жизни. Вот я священникам и говорю: «Батюшки, я хотел бы перед Великим постом заронить в вас такую добрую обеспокоенность, немножко нарушить мирное течение вашей жизни. Казалось бы, все у нас нормально, все делаем хорошо, и такая получается нехорошая успокоенность. А я хочу привнести добрую обеспокоенность. Вот мы, священники, соблюдаем нравственный закон, остаемся верными своим матушкам, не делаем аборты, рожаем детей, растим их, приносим деньги в дом, служим службы, делаем добрые социальные дела, посещаем тюрьмы, детские дома, школы. А что из того, что я перечислил, не могут делать язычники или атеисты?» Все! Я мог бы даже не своими словами, а евангельскими словами Господа сказать: «Когда вы исполнили нравственный закон, что особенного вы сделали? То же самое делают и язычники». А что не могут делать язычники, безбожники? Молитвы они не могут делать, и именно молитвы Иисусовой, потому что в других религиях молитву тоже знают. Но Христовой молитвы они не знают. Некоторые говорят, что послушание выше поста и молитвы. Но можно привести в пример японских самураев, которые из послушания кишки себе выпускают и умирают. Что бы мы ни брали в пределах нравственного закона, если это не основано на Иисусовой молитве, все рассыпается. Серафим Саровский говорил, что всякое доброе дело, сделанное не Христа ради, не свято. А я бы сказал: не Христа ради, а во Христе. Потому что для некоторых «Христа ради» — это пустая фраза, ведь они не знают Христа, ради Которого следует все делать. Нужно говорить — во Христе, в Духе Святом. Тот же Серафим Саровский сказал: «Более всего дает благодать молитва; она начало всему, она спутница всего и конец всему». Коммунисты за Родину умирали, за други своя жизнь отдавали, но Царство Небесное не наследовали. Жизнь вечная только во Христе. Христос — жизнь, источник жизни. Одного святителя спросили о том, что будет с католиками, живущими на острове и вообще ничего не знающими о православии? На что он ответил: «Я не знаю, что будет с теми католиками. Бог один знает. Но я знаю, что если я стану католиком, я погибну». Очень опасно понимать православие, христианство только в пределах нравственного закона. Это большая ошибка, ведущая к трагедии. Это даже, я бы сказал, ересь. Без Христа человек не может спастись.

— Только что мы говорили о странном парадоксе, что порой человек не верит самым близким людям, например, родителям. И когда змей обратился к Еве, предлагая сорвать плод, она заколебалась, как бы перестав доверять Богу. Какая-то ущербность в людях прослеживается, потеря веры.

— То есть необходим навык слушать Бога и не слушать посторонние голоса. Это как раз и воспитывается Иисусовой молитвой. Человек не должен допускать ни одного постороннего помысла, целиком держать ум в словах молитвы.

— Батюшка, когда долго молишься, то ни о чем другом уже не думаешь. Но даже в этом случае периодически прорываются помыслы. Даже когда ты читаешь молитву со вниманием, то опять же через какое-то время все равно приходят помыслы.

— В Эссексе, в монастыре Софрония Сахарова, я услышал одну интересную историю. Приехали люди поучиться английскому парковому дизайну. Все записали, законспектировали — уехали. Потом звонят: «Что-то у нас не получается, видимо, что-то мы забыли записать». Им отвечают: «Надо триста лет подряд газон стричь, тогда получится». То же самое и духовной жизни. Жизнь нам для того и дана, чтобы мы посвятили ее наследованию Царствия Божия. Если нарисовать бесконечность в виде линии, наша жизнь будет маленькой точкой. Вот цена нашей жизни, а мы используем ее для каких-то глупостей. Господь говорит: «В каком состоянии человек переступит в вечность, такую вечность и получит». Этому и надо посвятить свою жизнь, а мы посвящаем ее чему угодно. Человек учится в школе, в институте, в аспирантуре, потом работает, некоторые работают на вредном производстве, чтобы раньше выйти на пенсию. Выходят на пенсию — и помирают. И в этом смысл жизни? Стоим мы потом возле гроба, кадим его и говорим: «Суета сует и томление духа». Все рассыпается, все наши ценности земные рассыпаются, потому что они ограничены временем.

— Кто-то скажет: а мне скучно жить без цели. Как в фильме «Кин-дза-дза»: «Как жить в обществе, в котором нет дифференциации штанов?»

— Действительно, без цели скучно. Просто надо иметь благую цель. Очень плохо, когда православие оценивается в том смысле, что мы трудимся ради того, чтобы однажды попасть в рай. Православие всегда трудилось ради «сегодня». Человек берет четки — и на него нисходит благодать. Скажет «Пресвятая Богородица» — и плачет. Заходит в келью, становится перед иконами — и у него начинается Царство Небесное, а не через двадцать или тридцать лет. Если мы будем так понимать православие, это станет самым лучшим, самым приятным обучением. А люди представляют так: надо эту жизнь перестрадать, чтобы потом там что-то наследовать. И вот они, бедные, себя мучают, детей своих мучают. И православие превращается в какую-то страшную, ужасную, тяжелую пытку, когда православные не улыбаются, а хмурые ходят. Но православные же должны улыбаться. Если ты в Царстве Небесном, ты не можешь не улыбаться. Симеон Новый Богослов говорит: «Если вы не стяжали Царство Небесное здесь, то не надейтесь стяжать его и там».

— А как его стяжать, батюшка? Как начинать молиться, когда сердце еще не открыто? Оно открывается эпизодически, а потом почему-то закрывается.

— Так оно у вас и не откроется никогда, если вы не начнете. Нужно начать — и постепенно все придет. Господь очень любит людей усердных, искренних и скромных. Если вы будете стараться так жить, Господь непременно вас посетит. Будет давать и отнимать внимательную молитву. Не нужно пугаться, когда отнимается молитва. В это время мы совершенствуемся в терпении, без которого невозможно спастись. Человек, который не стяжал долготерпения, может по каждому мельчайшему поводу выходить из себя. Его в рай поставь — он и там начнет из-за чего-нибудь психовать, что-нибудь его там будет раздражать. Долготерпение — это и есть самый глубокий духовный атрибут смирения. Смиренный человек внутренне стабилен. Ничто не выводит его из равновесия: ни болезни, ни печали, ни катаклизмы, ни отношения между людьми. Он и молитву не теряет. Но такое смирение приобретается долготерпением. А нетерпеливый человек встает на молитву — и любой сквозняк или шум его от нее отвлекает. Долготерпеливый может очень многое даже в неидеальных условиях, тогда как для нетерпеливого невозможны идеальные условия: его постоянно что-нибудь будет раздражать. Если вы хотите освоить духовную науку, то должны понимать, что искушения — это средство стяжания совершенства. Об этом говорили и апостолы. Искушение дает терпение, терпение дает смирение, смирение дает молитву. Не бойтесь терпеть. Скорби должны быть. Господь же сказал: «Хочешь быть Моим учеником — бери крест и следуй за Мной». То есть, если хочешь наследовать Царство Небесное — пройди через искушения, научись быть долготерпеливым, за все благодарным. Человек, обретший смирение, становится благодарным. Нетерпеливый же человек все время спорит с Богом. Его все не устраивает. А долготерпеливый — каждую минуту говорит: «Слава тебе, Господи». А благодарность — это уже практически состояние Царства Небесного. Благодарный человек уже в раю.

— Слова молитвы уже не хочется произносить вслух. Очень хочется, чтобы сердце говорило, а не уста. Уходишь в себя и хочешь говорить сердцем, а слова мешают, отвлекают. Их можно не произносить?

— Конечно, можно не произносить вслух, а молиться про себя.

— Давайте подводить итоги. То, что уже сказано, — мало услышать, надо еще и усвоить. Мы можем часами получать духовную пищу, но надо еще и исполнять предписанное. Как Господь говорил: «Вы все знаете, но блаженны, когда исполняете». Здесь был дан ответ: надо обрести молитву, потому что без Христа благодати не обрести.

— Слишком много негатива удручает человека, приводит его в пессимистическое состояние, и тогда он ни к чему не способен. Черпайте позитив, побольше слушайте и читайте о святых, о праведниках. Когда один человек в негативе — это трансформаторная будка, когда целый компания — это уже атомная электростанция. Отец Павлин мне рассказал о группе русских афонитов, которые на полном серьезе убеждают всех, что Земля плоская. И это не шутка. Предъявляют доказательства, доводы. И тут другой монах говорит: «Пусть у них будет Земля плоская, лишь бы не спорили». Я отвечаю: «В том-то и проблема. Ладно, если бы они остались при своем, но они сердятся на тех, кто не соглашается с их мнением, заводят никчемные споры». Можно много спорить на любую тему, приводить те или иные доводы, а результат будет отрицательный. Результат должен быть с любовью. Нет любви — нет правды Божьей. Значит, это уже человеческие страсти даже и в духовной плоскости.

— То есть духовная любовь — это радость, мир, долготерпение, кротость, свет…

— Самое главное — мирный дух.

— Но бывают случаи, когда следует возмутиться…

— Мы имеем право говорить, если только говорим спокойно, мирно, с любовью. Если этого нет, лучше промолчать, потому что будет обратный результат. Как-то пришла ко мне одна прихожанка с жалобой на мужа, которую тот не пускает съездить в Дивеево. «Но я все равно поеду, — говорит она, — чего бы мне это ни стоило». Я ее немножко успокоил. Вы, говорю, сегодня скажите мужу: «Я как христианка все поняла. Ты все же муж, глава семьи. Раз ты велишь не ехать, значит, так тому и быть». А через недельку, говорю, когда он будет в хорошем настроении, поцелуйте его и скажите: «Может, я все-таки поеду?»» Через неделю приходит и говорит: «Еду!» Тем более нельзя со спорами, со скандалами, в недобром настроении говорить о духовных вещах. Неужели Богу это приятно?

— А мне нравится такая молитва: «Господи, сделай грешников праведниками, праведников — добрыми!»

— Часто «праведники» бывают такие злые, что их начинают грешники раздражать. Как-то в приходе мне одна бабушка сказала: «У меня такая ревность о Бозе — убить готова!»

— Батюшка, почему бывает так: говоришь с подчиненными уважительно — не понимают, а поговоришь с ними на их языке, жестко, — начинают понимать?

— Нет, не надо употреблять нецензурные выражения. У начальников есть другие средства повлиять на подчиненного: запреты, наказания. Но даже наказывать нужно вежливо, не унижая человека. Это не значит все пустить на самотек, чтобы каждый делал, что хочет. Западный мир к этому как раз и пришел. У них такая трансформированная любовь: пусть каждый творит, что хочет. Но это не любовь, это бардак. Руководитель должен делать замечания, но, не унижая подчиненных, вежливо. Если замечания не действуют, накладывать какие-то запреты. У нас даже в церкви своя юриспруденция есть. Но плохо, когда мы это делаем с ненавистью, со злобой. Тогда все рушится.

— У нас была комиссия. Нас спрашивают: как вы наказываете за непослушание? Да вроде, говорю, такой нужды еще не было.

— Всегда лучше сделать так, чтобы человеку было не обидно, а стыдно. Даже если сейчас он не поймет, но у вас не должно быть ненависти к нему. Потому что там, где гнев, все очень плохо для вас самих. Вы этот гнев домой принесете, на жену, на детей обрушите. Иногда можно и наказать, но при этом молитву не терять, духа не терять, потому что наказал справедливо и без жестокости. И Господь от тебя не отойдет, потому что ты все правильно сделал. Нужно всегда стараться быть в мирном духе, наказывать в мирном духе, руководить. Конечно, порой надо и строгость проявить, но без ненависти. Этому нельзя научиться. Можно научиться молитве, а молитва сама выстроит ваш внутренний мир. На Пасху из храма выйдешь и вдруг увидишь человека, с которым был в ссоре. А у тебя такое внутреннее состояние, что ты готов с ним примириться и все ему простить. Дух — это реальность, энергия Божества, и ее можно стяжать и копить.

Почему мощи святых не тлеют, источают благодать, миро, благоухание? Потому что они всю жизнь аккумулировали в себе энергию Божества, а теперь отдают ее. Казалось бы, мертвое тело — откуда в нем благодать? А он всю жизнь занимался молитвой, и его дух питался Духом Божьим, и тело в этом участвовало, находясь в состоянии обожения. Поэтому тело святого после смерти лежит не трупом, из которого исходит трупный яд и смрад. Даже место, где подвизался святой, его келья и предметы его быта источают эту благодать. Неслучайно у нас есть такое понятие, как святые места. Что это такое? Это места сугубой благодати. Часто мы все перекладываем на Бога: Бог добрый, Он нас спасет. Но ты прожил семьдесят лет — и все семьдесят лет Он висел за тебя на Кресте, каждый день. А ты ничего не делал: дескать, висит Он там — пусть еще повисит. А как ты потом к Нему туда придешь и посмотришь Ему в глаза? Нужно подвизаться, чтобы потом от стыда не сгореть. То есть к Его кресту нужно прикладывать свое усердие, свой маленький крест и тем самым помогать Ему, хоть немножко поддержать Его крест. Он же ради нас висит, не ради Себя. Иногда приходят и спрашивают, как у Бога попросить о квартире, о детях, о работе. К какой иконе подойти? Я говорю: «Идите к распятию. Смотрите, как у Него кровь из рук, из ног течет, — и просите». Нужно понимать, что жизнь нам дана для крестоношения: вместе со Христом понести крест и войти с этим крестом в рай. А не для того, чтобы здесь веселиться, а потом надеяться на рай. Как Господь евангельскому богачу сказал? «Ты там веселился, а Лазарь страдал, зато здесь веселится». В духовной жизни очень нужна аскеза, нужно понуждение, терпение — без этого ничего не будет. А с этим ты уже здесь, в земной жизни, начинаешь получать подарки от Бога, уже здесь начинаешь получать утешение.

— Причем это нечаянная радость, а не потому, что я сейчас что-то сделал для Бога, и Он меня за это должен наградить.

— Когда отношения со Христом у тебя состоялись, тогда ты начинаешь любить Его совершенно бескорыстно. Даст Он тебе что-то или не даст, ты Его все равно любишь. Даже если Он посылает тебе скорби, любишь, потому что ты пленник этой любви. Иногда бывает так и в земной жизни: мужчина настолько любит женщину, что готов даже уступить ее другому, лишь бы она была счастлива. Вот это действительно настоящая любовь. Так и со Христом. Тогда вы никогда не будете отчаиваться: есть молитва сегодня, нет молитвы — ты все равно Его любишь и говоришь: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Одно это уже тебя утешает. То, что Он существует, тебя утешает. Христос куда выше всех наших земных отношений. Христос — это самое светлое, самое чистое, что у нас есть. Святые едва произносили «Иисусе сладчайший», как начинали плакать, потому что это умиляло их сердца.

12 марта 2017 года

Письмо с Афона

Господи, благослови!

Человеку от создания его дана жажда. Он хочет пить, хочет есть, ищет комфорта, увеселений, ищет общения, жаждет творчества, знаний, впечатлений, дружбы, любви. Он нуждается в том, чтобы говорить и быть услышанным. Хочет слушать, в нем есть интерес. Всю жизнь он стремится утолить свою жажду во всех её формах. И тогда, когда он получает всё, у него остается ещё жажда неизведанного, неиспытанного, чего-то нового. Он хочет, он жаждет, он не удовлетворён. Так мы созданы Богом, если человек не мечтает о чём-то, значит, его душа умерла. Святые люди становятся равнодушны ко всему земному, но это не значит, что их жажда прекратилась, просто она изменила своё направление. Они алчут, жаждут духовного, небесного. Человек не может познать Бога в полной мере, это невозможно. Но это великое благо. Значит, всегда останется неизведанное, неиспытанное. Не прекратятся движение, динамика, жизнь. Значит, будет смысл.

Здравствуй, дорогой мой друг.

Обращаюсь к тебе именно так, искренне и с любовью, несмотря на кардинальную разницу наших мировоззрений: мое драгоценное православие и твой унылый, сердитый нигилизм. Но все может измениться. Чему я не раз был свидетель. Только бы к лучшему. Дай-то Бог!

Пишу тебе со Святой Горы Афонской и передаю весеннее, солнечное настроение. У нас, в России, еще ранняя весна. В марте морозно и везде снег, а здесь, в Греции, уже довольно тепло. В прибрежной полосе совсем зелено, вовсю цветет пасхальное дерево, летают шмели, щебечут птицы. Я с удовольствием вдыхаю свежий весенний воздух полной грудью и в блаженном восторге восклицаю от всего сердца: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе».

У меня не выходит из головы наш последний разговор перед моим отъездом. Вернее будет сказать, спор, потому что разговор не получился. Виной всему моя горячность. Прошу у тебя прощения искренне, от всего сердца. Так о Боге не говорят, нужно с любовью и долготерпением. Ну да что не получилось сказать лицом к лицу, попытаюсь теперь изложить на бумаге. У меня теперь, слава Богу, нет стремления переспорить. Есть только желание поделиться своим сокровищем веры с тобой. Помоги мне, Бог, сделать это разумно…

Ты искренне недоумеваешь, как можно верить в то, что нельзя увидеть, осязать, обонять, познать. Я отчасти с тобой соглашусь в том, что органами чувств, как то зрением, осязанием, слухом, сложно увидеть Бога. Но, обрати внимание, мы много чего не видим в этом мире, не ощущаем, сколько остаётся за границами спектра нашего зрения, шкалы звука, сколько тонких вещей, недоступных осязанию. Неверующие люди часто ссылаются на науку. Но именно современная наука говорит о том, что человечество на данном этапе своего развития видит, слышит, ощущает не только органами своих чувств, но и современными сверхточными приборами совсем небольшой процент материи и энергии вселенной. Большая их часть остаётся за пределами нашего познания. Совершенно неуловимо в гипотезах и догадках. Все это, находящееся за границами сегодняшних человеческих возможностей, учёные называют тёмной материей и тёмной энергией. Не в смысле их негативности, а по причине непознанности. И то, чего мы не знаем, гораздо больше того, что мы изведали.

Ты говоришь: видеть, слышать, осязать, познать. Но познание давно уже отделилось от органов чувств. Современная наука давно уже не познает этот мир на ощупь. Мы вышли за эти пределы. Учёные делают свои открытия, уже не только глядя в микроскоп или телескоп, большая часть открытий происходит на бумаге через математические формулы и физические уравнения гипотетически. В ходе наших бесед ты как-то с жаром сказал, что веровать в Бога безумно. Не знаю, что именно ты вкладывал в свои слова, но отчасти я согласен: это действительно так. Если под умом мы понимаем логику, логическое рациональное мышление. Тут я тебе скажу, да и любой учёный подтвердит: мир гораздо шире, чем мы можем понять. Возьмем хотя бы квантовую физику. Чтобы находиться в этой области науки, нужно отчасти отказаться от логики, ум должен стать иррациональным, иначе всё будет рушиться, ломаться, конфликтовать.

Ты очень доверяешь своему уму, твоё личное бытие кажется объективным, окончательным. Ты – центр Вселенной. А попробуй подняться на высоту птичьего полета, и ты уже точка. Давай полетим выше, дальше. Из космоса тебя уже нет, и Земля не кажется бесконечной. Ещё выше и дальше – в черноте космоса пропала Земля. И Солнце стало маленькой звездой. Ещё дальше – и Солнца нет. Другие звёзды, другие галактики, ещё дальше, ещё и ещё. Ты уже даже не пыль Вселенной, сама объективность твоего бытия стала иллюзией, а мы ещё можем лететь и лететь…

Это о пространстве, а время?

Отрезок твоей жизни чего-то стоит, в нём столько событий, впечатлений. Ну а через тысячу лет вперед или назад? А миллион? Миллиард? Твоя жизнь не только теряется в этом масштабе, она теряет свою объективность, она уже даже не миг, её нет совсем. Если мы не можем понять таких вещей, как бесконечность времени и пространства, как мы можем понять Бога?

Безумие веры познаёт непознаваемое. Чтобы войти в область сверхъестественного, нужно выйти из области рационального. Там, за границами твоего ума, за этим пределом, есть жизнь. Не жизнь разума, а жизнь духа, которая происходит по своим, часто другим, законам. Но она не иллюзия, она объективна. Как объективна бесконечность космоса, точки твоего физического бытия.

Вдруг из центра Вселенной, из «нечто» мы становимся «ничто».

Ничто сами по себе бессмыслица, ноль. Эта странная действительность заставляет нас замолчать, содрогнуться в бесконечности, черноте космоса и времени. В этом унылом, жутком одиночестве нам становится нужен ОН. Тот, который знает смысл. Который Сам этот смысл.

Бог находится в области за пределами, границами нашего разума.

Но Он познаваем. Эту антипатию можно объяснить, разделив понятия рассудка и разума. Разум вмещает в себя рассудок, но он живёт и другими, более тонкими харизматическими свойствами нашей души, которые и познают духовное. Это состояние молитвы, которое своей природой различается с размышлением. Когда ум молится, он не мыслит в рамках привычного. Состояние молящегося ума совсем не похоже на хождение по лабиринтам логики. Ум молящийся получает объективное знание харизматически, через вдохновение. Здесь, на Святой Горе, до сих пор сохраняются понятия о состоянии ума в молитве и не только понятия, это практикуется ежедневно и еженощно. Эта практика называется умным деланием, принцип которого в состоянии ума вне логики, размышления. Размышление субъективно, ибо оно постоянно сопряжено с сомнением. Человек склоняется то к одному, то к другому.

Вера – это не пытливая убеждённость. Это состояние, для которого не нужен процесс. Господь сказал в Евангелии о вере так: «Если поверишь и не размыслишь в сердце своём». Как точно Он описал состояние веры одним предложением – не размыслишь в сердце своем! Вера – это не испытание, не противоречие: «да» или «нет». Это короткое «да», которое как вспышка молнии. Миг – и ты в свете разума! Для тебя всё понятно без испытаний и рассуждений. В земной жизни это называют: «осенило». Раз – и всё!

Сам, не понимая того, ты сказал точную фразу: «Нужно быть безумным, чтобы быть верующим».

Действительно! Нужно сознательно отказаться от земного, грубого, рационального, логического разума, чтобы жить тонкие духовные состояния. Именно жить, а не рассуждать. Есть в мире очень много того, что мы не в состоянии понять, но в состоянии пережить, не понимая природу явления. Не жалко тебе, сокращаешь бесконечность этого мира до узости твоей особенности его понять? Я верю лишь в то, что способен понять, как это ограниченно. Неужели не хочешь выйти за рамки, границы твоей логики? Именно выйти, шагнув туда, за черту твоего разума, там, оказывается, ещё целый мир, который твой ум не может вместить, но который человек может переживать другими способами души. Логика – это не весь я. Я шире, глубже. То, что я тебе говорю сейчас, это не философия, это жизнь Афонских монахов. Обычная жизнь в состоянии сугубой молитвы. Они не говорят об этом, они этим живут. Естественно.

Приходя на Святую Гору, они постепенно научаются своими старцами-учителями жить молитву в состоянии безвидности, безо́бразности. Чтобы логическое, образное мышление не замыкало их в границах понятного, грубого. Через годы усердия и постоянства они, ещё ограниченные законами плоти, выходят уже в безграничность направления к Богу. Становятся духовными орлами, способными подняться над земным.

И если плотские люди смотрят на горизонт, то духовные со своей высоты видят далеко за его границы.

Ты думаешь, что логика – это твоё сокровище, на самом деле это кандалы, которые не дают тебе идти далеко за её пределы. Здесь, на Горе, много неграмотных монахов, неграмотных в земных науках, в этикете, не способных красиво сказать. Но есть среди них такие, перед которыми ты умаляешься в ничтожество, очень остро переживая, что перед тобой гигант духа. Его мир безграничен по сравнению с твоим. Ты ничтожество, жалкий урод, недоросль со всеми своими знаниями, талантами и способностями, находящийся всего лишь в пределах земного, грубого бытия.

В то время как они уже давно шагнули за эти границы в безграничность духовную.

Это даже и не надо доказывать, да они и не стремятся.

Ты просто почувствуешь это без слов.

Бывают в жизни ситуации, когда слов не нужно.

Прости, может, я говорю сложно, непонятно. Я хочу сказать, что в жизни всё понятно только дураку. Думающий человек всегда сталкивается с тайной на каждом шагу и в связи с этим видит свою ограниченность. Скованность, пленение границами, которые человечество всегда хотело расширить.

Так было всегда в науке, культуре, религии. Человек, не жаждущий знаний, – мёртвый человек, скучный, неокрылённый. Один из преподобных отцов нашего времени говорил своим ученикам: «Как бы я хотел, чтобы вы стали поэтами. Поэтами не в литературном смысле, но в духовном. Летите за границы своей земной ограниченности, летите высоко. Пусть про вас скажут – безумцы. Пусть мы для мира были и будем безумцы ради Христа, которого мы полюбили, возжелали. Для духовной поэзии нужно безумство».

 

Протоиерей Сергий БАРАНОВ.

Март 2017 г.