Монашество – это великая радость

Слово в день очередного монашеского пострига

«…Все сестры пришли ко мне когда-то, чтобы быть рядом, наставляться, вдохновляться и так совершенствоваться. Иногда от некоторых сестёр я слышал тревогу: «Батюшка, если вдруг нас разлучат, если вдруг вас рядом не будет по каким-то обстоятельствам, мы тревожимся, как нам тогда быть?» Запомните сейчас моё слово: Это вообще не страшно, а страшно, если вы сами оставите меня. Никто не может разлучить, и даже смерть не может разлучить. Вы можете быть в моем духе, в моем мировоззрении, даже если мы будем далеко, даже если обстоятельства нас разлучат. Это вообще не страшно. Вы можете быть всегда рядом со мной. Страшно, если сегодня вы пришли на постриг, сделали мне метание, сказали о верности, а через время, через один помысел, второй, третий, вы начнёте оставлять – вот тогда вы разлучитесь со мной. Я могу быть на вытянутую руку, глаза в глаза, но вы будете не со мной – вот что страшно.

Все очень часто говорят в монашестве о послушании: слушайся, слушайся… Невозможно слушаться, если ты не слышишь, или, если ты не хочешь слышать. Не получится слушаться, поверьте мне. У нас уже есть маленький, но свой опыт. Да, наш монастырь молодой, всего десятый год, но у нас есть свой небольшой опыт, и из этого опыта я вам говорю: не получится. Я сейчас читал молитву, и там были слова: трудитесь, молитесь, воздерживайтесь, терпите и в конце самое ключевое слово: РАДУЙТЕСЬ. Это цель монашества. Кто всё это перечисленное понимает в монашестве, но у него выпадает вот это последнее ключевое слово РАДУЙТЕСЬ, он получает какое-то страшное монашество — монашество каких-то законов, обрядов, правил. Но в его монашестве, если не будет радости – радости отношений со Христом, радости отношений с духовником, радости отношений с сестрами – то это не монашество, это уродство какое-то. Чуть-чуть теряете радость – это вам ориентир, что вы начинаете что-то делать не так, где-то вы допускаете лукавство, где-то вы допускаете себе недоговорить, вы теряете радость. А МОНАШЕСТВО – ЭТО РАДОСТЬ…

… Дай Бог вам духовной радости, чтобы у вас была молитва. Молитва возможна только в несмущенном помыслами сердце. Блажены чистые сердцем, ибо они Бога узрят… Лицезрение Бога – это уже рай. Это уже Царство Небесное. Просто смотреть на Бога – это уже рай.

Хотите – поведу. В какой-то момент отнимете руку, скажете: «Всё, я дальше сама». Ну, давай, жду тебя потом… с шишками, с разбитыми коленями…»

 

Протоиерей Сергий Баранов

4 июля 2022 г.

В чем сущность исихазма

Вот в чём сущность исихазма – когда человек находит максимальную тишину. Не внешнюю тишину, а внутреннюю. Он максимально устраняется от своих личных забот. Монахи не бездельники, они трудятся, но трудятся по послушанию, не планируя своё трудовое бытие. Они не выдумывают своё послушание, им послушание дают. Поэтому они как бы свободны. За них думает духовник, игуменья. Они не планируют своё будущее, живут сегодняшним днем. Стараются сдерживать эмоции, порывы, даже не требуют у Бога: «Дай мне сейчас и здесь то духовное состояние, которое я от Тебя хочу получить». Нет, они смиренно тянут чётки, читают Иисусову молитву и ждут, когда Господь Сам их посетит. Они не требуют от Него ничего, говоря: «Господи, дай просто смотреть в Твою сторону и обращаться к Тебе со словами “Господи Иисусе Христе, помилуй мя”». Они не торопят своё духовное преуспеяние, не строят планов даже в духовной жизни, не говоря уже о кратком отрезке своего земного бытия. Они ко всему относятся смиренно, терпеливо, и их счастье только в том, чтобы быть Божиими, говорить Спасителю: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» – и трудиться. И им Бог даёт в то время и в той мере, в какой Сам считает нужным.

Протоиерей Сергий Баранов
12 мая 2022г.

Слово по окончании пострига пятерых послушниц

В чине пострига есть слова Евангелия, которые мы только что слышали: кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня. Эти слова люди часто слышат, но очень мало чувствуют сердцем. Многие эти слова понимают, но не чувствуют так, как их сказал Господь. В них нет никакого пренебрежения к отцу и матери, нет со стороны Господа никакого желания превосходства. Это не в природе Бога. Суть этих слов в том, что когда человек познаёт Бога в духовной жизни, он познаёт такую райскую сладость в близости Бога, что всё забывает, даже отца и матерь. Но, приходя служить Господу, даже после пострига, даже прожив в Церкви, в монашестве долгое время, немногие достигают этого состояния. Чаще всего упомянутые мною евангельские слова воспринимаются на уровне рассудка, а это совсем далеко от того, что человек может почувствовать сердцем.

Цель монашеской жизни – максимально приблизиться к Богу. И тогда человека посещает такое счастье, такой духовный восторг, что он забывает даже отца и мать, сыновей и дочерей, забывает всё, чем он раньше дорожил. И ему даже не нужно к этому понуждаться в тот момент, когда он приблизился к Богу. Бог заслоняет собой всё. Для него всё перестаёт существовать вне Бога.

Но хочу обратить внимание на один важный момент: не должен монашествующий прийти к состоянию равнодушия к миру. Он начинает жить мир через Бога, с Которым он соединился в таинстве монашества. А Бог очень неравнодушен к миру. Бог печалится о мире. Бог заботится о мире. Бог любит мир, даже тот мир, который далеко ушёл от Него. Человекам это невозможно, Богу возможно всё. Это игра, это фантазия: «Я буду молиться за весь мир! Всех обниму своим широким сердцем!» Это всё неправда. Обнять мир может только Бог. И цель нашего монашества – соединиться с Богом и уже в Боге любить мир. Не самому по себе, не играться в эти вещи. А то начнёте потом изображать из себя влюбленных. На самом деле всё это ложь: пять минут любите, пять минут не любите. В Боге всё будет. Но будет только через крест. Поэтому все вы сегодня получили в свои руки кресты. Царствие Божие нудится, и употребляющий усилия наследует его. «Нудится» – это такое слово относительно мягкое, нежное. Царствие Божие должно быть выстрадано через слёзы, через боль. И в то же время Господь говорит: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть». Когда ты трудишься просто из-за того, что тебя понуждают,– это тяжело. Когда ты трудишься даже за плату – это уже легче, потому что у тебя стимул какой-то есть. Но это тоже тяжело. Но когда ты трудишься из любви, когда ты пленник любви, когда ты не можешь не трудиться для Него, – тогда ты непрестанно хочешь радовать Его, своего Небесного Жениха, тебе постоянно хочется сделать приятное Ему, угодить Ему и ночью, и днем. И вот этот труд становится блаженным, хотя слово «труд» и понятие «труд» остается. Но он становится блаженным, потому как ты постоянно переживаешь состояние, при котором беспрестанно отдаешь себя Ему, и чем больше отдаёшь, тем больше приобретаешь.

Я очень хочу, чтобы ваше монашество не было какой-то трагедией и в то же время не было халявой. Поймите: это труд, на который вы сами согласились, и этот труд становится очень приятным, большой радостью.

Протоиерей Сергий Баранов
4 апреля 2022 г.

О сути монашеского подвига

Доклад игумении Ксении (Пашковой),
настоятельницы Иверского женского монастыря г. Орска
на круглом столе «Монашеские добродетели как средоточие монашеского подвига» в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Монашество есть сугубое христианство. Оно должно выйти за пределы теории, философии и стать бытийным. Ведь христианство – это не только жить со Христом рядом, думать, говорить о Нём… Христианство, а тем более монашество – это жить во Христе, находиться в общении с Ним как с Личностью. Формы подвижнической жизни разнообразны, но цель одна – обожение, соединение с Богом. И подвиг состоит в том, чтобы неустанно двигаться далее в направлении от себя ко Христу.

Но, согласитесь, можно много лет искренне, самоотверженно подвизаться, думая, что ты приближаешься к Богу, а на самом деле всё более и более удаляться от Него. Хорошо, когда рядом есть тот, кто может объяснить тебе суть подвига с первых дней твоего монашества. А иначе можно со временем сломаться, надорваться от непонимания смысла происходящего, а голова будет «взрываться» от помыслов с бесконечными «За что?», «Зачем?» и «Почему?».

В личном духовном опыте подвижника бывает период испытания веры. Вроде бы, уже есть какой-то свой подвиг, аскеза, выстроенная духовная жизнь и даже якобы отношения с Богом. Но однажды Господь вдруг очень откровенно и предельно точно задаёт тебе вопрос: «А не иллюзия ли это?». И уже сама эта точность, конкретность вопроса становится для тебя большим искушением. Тут не получится лукавить. Ты вынужден отвечать откровенно, а откровенно – часто больно, потому что приходится говорить о своём несовершенстве. И слава Богу, что такой момент наступает, это очень драгоценно.

Оказывается, проверить объективность своего духовного опыта невозможно ни в какой другой точке бытия, как только на краю ада. «Держи ум твой во аде и не отчаивайся», – говорит преподобный Силуан Афонский. То есть пока ты находишься в относительно комфортных условиях, нельзя испытать истинность твоей веры. И Господь, видя твою готовность, однажды ставит тебя в ситуацию крайнего духовного кризиса. И если до этого ты находился в иллюзиях о самом себе и о своих отношениях с Богом, то всё это рушится, как картонный домик. Наступает состояние богооставленности. Но не нужно отчаиваться. Если ты правильно его переживёшь, то это станет отправной точкой на пути к не иллюзорным, не разгорячённым, а действительно реальным отношениям с Богом. И тогда ты увидишь, что эти отношения выстраиваются только через формат Креста.
Поэтому точка испытания веры очень важна. Она не должна пугать подвижника.

Нужно понять и принять, что в смысл нашей духовной жизни входит Крестоношение. Иногда мы задаёмся вопросом: «А как умирают святые?» и отвечаем на это стандартной фразой: «Они умирают тихо, мирно, благоговейно». А как умирал Христос? Мирно и тихо? Это была скорбь неимоверной степени напряженности, до крика: «Боже мой, Боже мой, почему Ты Меня оставил?» (Мф.27:46). И если мы подражатели Христа, а вернее сказать, носители Христа внутри себя, тогда ответ очевиден.

Невозможно духовно вызреть без Креста. Крест нас взрослит. Он делает нас серьёзнее. Крест обнажает нерв нашего огрубевшего сердца, возрождая в нём духовную чуткость. Только через внутреннее утомление, через надрыв, когда у человека просто не остаётся сил на искусственную эйфорию, эмоциональные состояния, он способен очень тонко и объективно переживать Бога.

Умри, чтобы жить. Чтобы жить Христа, нужно умереть по ветхому человеку. Святые отцы, проходя всё это опытно, на этой идее и выстроили всю аскетику. Они искали эту точку боли, умирания во Христе. Без этой боли невозможно взросление в меру возраста Христова. Подвижник опытно познаёт, что боль необходима и входит в смысл возрастания. Тогда, преодолев первоначальный страх, он говорит: «Господи, я согласен, я принимаю этот сценарий, этот путь». С этого момента начинается его вызревание.

Но, конечно, Господь оставляет нам свободу выбора. Он предлагает нам драгоценную жемчужину и сразу откровенно говорит о её цене. И если мы настроены искренне подвизаться в монашестве, мы соглашаемся на эту боль. Это и есть цена жемчужины.

Так, реальность и объективность духовного опыта может быть испытана только в мученичестве.

Послушание – это мученичество. Правило – это мученичество. Бдение – это мученичество. Общение со старшим и отказ от своего мнения – тоже мученичество. Всё это – добровольная постановка своего «Я» в крайнюю точку кризиса, боли. Страдания притупляют эмоциональность человека, и через тяготу у него просто не остаётся ни телесных, ни душевных сил на иллюзорные, «духовные» восторги, переживания. Люди, которые страдали, имеют очень чуткое, тонкое сердце. А сердце, не знающее страданий, – грубое, дебелое. Боль отрезвляет наше сердце. Это входит в смысл аскезы.

Не нужно бояться этой боли. Нужно приобрести опыт, что на самом краю этой боли, твоего маленького мученичества, придёт обильная благодать.

В последний месяц своей жизни архимандрит Софроний Сахаров очень страдал. Он болел раком, но испытывал не только физическую боль. Старец переживал, его сердце болело о том, готовы ли его духовные чада лишиться его. Он горячо молился за свой монастырь и за весь мир. В последние минуты перед смертью он испытывал сильнейшую агонию. Когда старец почил, его племянник отец Николай поспешил в храм сказать отцам, что Старец отошел. Шла Литургия. От кельи Старца до храма – метров 30. Секунд 20 отец Николай бежал туда, а затем – обратно в келью. Вернулся он уже в другое пространство. Минуту назад там была Голгофа, и вдруг – Пасха.

В мирском понимании страдание – это результат неправильного поведения, как некое наказание. Но почему тогда страдают люди святой жизни? В это мировоззрение не вмещается искание страданий праведниками и преподобными. Они страдают в другом смысле. Христос сознательно дошёл до крайней степени человеческих страданий и говорит нам: «Претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф.10:22). Вот это «до конца» бывает ужасно, когда кажется, что это уже предел твоего терпения. Но именно на этой, самой крайней точке вдруг является Христос и утешает тебя.

Святой, чтобы войти в состояние такого подвига, понес сначала большой внутренний подвиг. Ведь самое тяжелое – это стабильный духовный труд. Труд ежедневный, нудный, порой лишённый вдохновения. Труд до смерти. Когда нет внимания, молитвы, когда обнажаются наши страсти, атакуют помыслы, а мы, несмотря ни на что, встаём, идём, двигаемся далее, продолжаем: «Господи Иисусе Христе… Иисусе, Иисусе…» – вот это и есть мученичество, и преподобничество, и праведность.

Теоретически все мы знаем, что Православие – это не религия комфорта. Но иногда в молитве мы ищем комфорта духовного, некоего состояния умиротворения и покоя, подобно буддистам, которые в практике медитации ищут блаженства, просвещения. Но в чём тогда разница между нами, ради чего мы совершаем молитву? Ради состояния покоя, блаженства или ради того, чтобы быть со Христом? Мы ищем не состояния, а Христа. А хотим ли мы, чтобы Христос вошел в это наше «блаженство»? Ведь Он войдёт вместе с Крестом и нарушит наш покой.

А ещё в пространство нашей духовности вместе со Христом войдет и наш ближний, потому что мы имеем две главные заповеди: возлюби Бога и ближнего. Они неделимы. Нельзя взять только заповедь о любви к Богу и обмануть себя, что мои умилительные состояния и есть любовь к Богу. Когда мы принимаем ближнего со всеми его недостатками, это иногда приносит нам не просто дискомфорт, а крайнюю боль. Но Любовь истинная, христоподражательная – всегда жертвенная и не перестаёт. Она испытывается только в соприкосновении с ближним и только в крайне критической, дискомфортной для нашего «Я» ситуации.

Представим себе: вдруг в храм или сюда, в зал, сейчас заходит убийца… И конкретно в эту минуту перед нами встает выбор – жизнь или смерть?

Но умереть даже ради Христа – не в этом суть нашего подвига. Потому что умирание ради высокой идеи было и у неверующих, например, коммунистов – умирание «за други своя». Однако стимулирующей силой на этот подвиг была ненависть, например, к тем же фашистам. Высший идеал смерти – смерть за врагов, как у Самого Христа, а потом у архидиакона Стефана с молитвой: «Господи, прости им, не ведают, что творят» (Лк.23:34). Только любовь к врагам, готовность за них умереть свидетельствует об истинном соединении с Богом. То есть важен не подвиг сам по себе, а его внутреннее содержание, качество: в каком духе он совершается. И только подвиг во Христе осолен этой главной приметой – без ненависти к врагу.

Так проверяется, есть ли в тебе Бог или это просто духовное разгорячение, которое ты, сам себя обманывая, выдаешь якобы за результат твоей духовной жизни, аскезы, молитвы. Ты переживаешь какие-то состояния? Поставь себя в точку соприкосновения с врагами, и твои состояния просто исчезают. Ты говоришь: «Я приобрел молитву…» – поставь себя в точку соприкосновения с врагами, – нет молитвы, теряется. «Приобрел смирение, послушание…» – поставь себя в критическую точку – всё рассыпается, рушится. Бог даёт нам эти точки боли повседневно. Будем принимать их, не пытаясь избежать, обойти сторонкой.

Про монахов говорят: бескровные мученики. Они соглашаются на боль, на добровольное Распятие, на ежедневное умирание во Христе, в Котором обретают новое рождение.

В подвиге самоотречения сущность подвижника постепенно умаляется, сужается и доходит до крайней точки умирания «Я», в которой остаётся только Христос. В этой точке, во Христе, как в точке линзирования, и происходит преображение. Точка сужения переходит в расширение до бесконечности, потеря себя становится приобретением всех людей и способностью вместить в себя весь мир, скорбь претворяется в радость, а смерть даёт жизнь.

Поэтому святые отцы сочиняли аскезу, творили её, чтобы постоянно испытывать себя: способен ли я на такое умирание.
В этом и заключается, на наш взгляд, суть монашеского, христианского подвига.

Так испытывая себя и свою веру, мы постоянно будем приходить к неудовлетворённости собой, к чувству опасности, к чувству гибели – и слава Богу. Тогда мы опытно познаем, как нужен нам Спаситель, Сын Бога Живого. Тогда наш подвиг, как стабильное движение от себя ко Христу, станет нашей жизненной потребностью, а наша вера будет живой, истинной и крепкой.

Этого я искренне желаю всем нам.

 

Игумения Ксения (Пашкова)

14 декабря 2021 года

О направлении в поисках Бога

Во второй главе фильма о Японии (она будет называться «Убегающий Бог») людям, которые практикуют молитву и через молитву стараются найти Бога, тратят силы, годы, но не имеют результата, я пытаюсь объяснить, что можно иметь искренность, можно употреблять силы, но просто идти не в ту сторону, и тогда эти силы будут напрасны. Очень важно направление. Некоторые думают, что у них есть и искренность, и силы, но, оказывается, этого недостаточно. Старец Ефрем, молодой еще юноша, спросил у Иосифа Исихаста: «Никто же на Афон не приходит прятаться от аскезы, все приходит искренне, так почему же мы видим такой разный результат? Кто-то становится святым, кто-то средним, а кто-то вообще никем не становится; ведь есть искренность, труд, первый порыв, а результата нет». Иосиф Исихаст ему тогда сказал: «Потому что они не нашли старца». Я добавлю: старца, как путеводителя, как Моисея, который вел за собой, показывая направление.

Почему я говорю об этом в японском фильме? У меня была цель показать людям различие в восточных практиках молитвы и в нашей православной практике молитвы. Я раньше думал, что в буддизме нет духовности, что это мыльный пузырь. Нет, в первом же буддийском храме я ощутил очень мощную духовность, но она была со знаком минус, она была очень яркой, но для человека, который знает Святого Духа и знает переживание Святого Духа, в контрасте с этим – вся их восточная духовность переживалась как-то мрачно, тягостно.

Буддизм часто называют религией безбожия. Такая антиномия двух понятий – вроде бы религия, и религия безбожия. Это не потому, что буддисты отказались от Бога, у них так произошло, потому что на молитве, в отличие от нас, православных, они направляют свою мысль вовне, они ищут Бога там, и бегут за Ним в бескрайние просторы космоса, а космос – это такая ширина и глубина, что их мысль, бегущая за Богом, растворяется в небытии и их Бог растворяется в небытии. Именно поэтому они становятся религией безбожия, и их Бог становится совершенно размытым в этом пространстве не потому, что они не хотят Его найти, а потому, что они не в ту сторону идут. Чем быстрее они бегут за Богом вовне, тем быстрее Он от них удаляется в связи с этой шириной и бесконечностью. А у нас, наоборот, чем больше мы направляем Его в сердце, тем Он глубже и глубже. На Иисусовой молитве мы ищем сердце, мы не держим внимания в голове, тем более не бежим за Богом мыслью в космос. И это именно правильное направление, о котором я говорю. Это два кардинально разных направления, и, если будешь употреблять усилия, время, искренность, но будешь направлять не туда, ты станешь, как буддисты, для которых понятие «Бог» есть, а личность Бога размылась в бесконечности космоса. А для нас Бог персонален, Он не идея, Он – Личность. И чем глубже эта Личность входит в твое сердце, тем Она больше и больше с тобой сочетается, происходит состояние обожения.

К сожалению, духовники сейчас не говорят о направлении, хотя сейчас вообще мало говорят об Иисусовой молитве. Можно всю жизнь заниматься Иисусовой молитвой, но безрезультатно, если ты не в том направлении идешь; Бог здесь, в сердце, и мы здесь. И здесь эта встреча происходит. «Царство Небесное внутрь вас есть», – говорит Господь в Евангелии.

Но есть одна очень важная деталь, которую я хочу подчеркнуть сразу, чтобы не было ошибки. Некоторые люди, не знающие практики Иисусовой молитвы, оценивают сердце как орган чувств, эмоций. Духовное сердце – это не эмоциональное сердце и не чувственное сердце. Почему может быть ошибка и прелесть? Когда люди оценивают сердце как орган чувств, и они начинают стимулировать проживание, прочувствование молитвы. Ни в коем случае нельзя этого делать, вы будете по кругу ходить, еще направитесь не в ту сторону, ничего не нужно прочувствовать, сердце духовное живет другими категориями, оно не так переживает Бога, не чувствами, не в эмоциях. Это не орган чувств и эмоций. Сердце духовное – это нечто другое, в нем происходит все очень просто, эмоции – это сложность, это не о Боге. Когда ум входит в сердце – там все очень просто, не эмоционально, не оценивайте понятие «сердце» как орган чувств. Кто так понимает, тот начинает ошибаться, входит в какие-то эмоциональные состояния, через которые они повреждаются.

Некоторые духовники говорят, что в Иисусову молитву нужно вдумываться. Не нужно вдумываться, потому что вы начинаете включать процесс думания, а не моления, начинаете включать интеллектуальный процесс, а не молитвенный, мы не вдумываемся, мы просто держим ее в сердце. Некоторые говорят, что Иисусову молитву нужно пережить в сердце, и опять здесь ошибка. Они говорят об эмоциональном, чувственном сердце, духовное сердце живет не так. Все придет в свое время, просто держите ум в области сердца, все придет естественно, не нужно искусственно торопить, разгорячать какими-то средствами, стимулировать, избави Бог. Для этого нужен просто труд, долгое время и терпение, кто хочет без труда ускорить процесс, тот повреждается. Терпите, терпите и практикуйте молитву, держите ум в области сердца и просто говорите: «Иисусе Христе, Иисусе Христе, Иисусе Христе…»

Батюшка меня вчера спросил, почему я иногда говорю неполную молитву: «Господи Иисусе Христе, Иисусе Христе…» Когда ум молится в сердце, Христос, молитва переходит из области словесной формы в область Личности, молитва перестает переживаться как словесная формула, она переживается, как Личность. А что в Иисусовой самое главное? Христос.

 

Протоиерей Сергий Баранов

28 августа 2018 г.

За терпение Господь все вернет

В семейной жизни, а я это знаю, я тоже семейный, приходят такие минуты, когда вы рассорились, когда кажется все, это окончательно, вы не понимаете друг друга. На самом деле, взрослые люди, которые прожили жизнь, могут вам сказать: нет, это совершенно не конец, если вы потерпите и постараетесь все вернуть, любовь вернется, и отношения вернутся. Так же и в монашестве, параллели одинаковые, в монашестве бывают такие периоды, особенно после первых годов вдохновения, когда приходят бесы и начинают смущать: может, ты не свой путь выбрала, детей бы нарожала и жила бы… Никогда не нужно думать, что это все действительно. Переживите, перетерпите, и все вернется, как семейным, так и духовным людям, можно сказать одно и то же. Перетерпи, все уляжется. Хорошо, когда есть опыт, тогда человек понимает, что просто нужно потерпеть. И тогда за терпение Господь все вернет.

Бывают даже в отношениях такие периоды, когда другая сторона благодарна, что ты потерпел некрасивые моменты, покрыл любовью, еще больше и крепче отношения становятся. Конечно, бывают крайние ситуации, когда даже Церковь разрешает разъединить брак, но это крайность. Бывают ситуации, когда могут сказать, что тебе нужно покинуть этот монастырь и перейти в другой, да, это бывает, но это не норма, это крайняя ситуация, нужно до конца стараться терпеть.

 

Протоиерей Сергий Баранов

19 августа 2018 г.

Об ответственности за слова

Иногда, читая Евангелие, мы остаемся совершенно равнодушными к этой книге, иногда она вызывает у нас интерес, а иногда бывают такие случаи, когда ты не можешь сдержать слез, потому что она настолько трогает тебя своей глубиной. Одно и то же Евангелие, и один и тот же человек, и такие разные ситуации. Я думаю, чтобы уметь сочувствовать, нужно самому прожить много горя и боли. Человека, который знает много боли, не надо даже склонять к сочувствию, стимулировать, у него сочувствие проявляется сразу, он чувствует ситуацию без слов, не изучая ее. Сердце, которое много болело, становится чутким, и наоборот, сердце, которое не болело, ничего не чувствует, и с этим ничего не поделаешь. Если мы хотим, чтобы наше сердце ожило и стало чувствовать духовно, нам придется согласиться на скорбь, нет другого пути, все остальное – фантазии, философия, пустая болтовня. Не случайно, в Священном Писании философия еще другим словом заменяется – буесловие, по-современному – пустословие. Речей умных много, а толку никакого нет. Зерна нет, не рождает. Поэтому соглашайтесь понемножку терпеть, если хотите приобрести Христа, Христа распятого, чтобы у вас не вырвалось потом «распни, распни», когда он вас разочарует, чего-то вам не дав. Христос не должен обслуживать наши хотения, мы должны постоянно за Ним стремиться, постоянно угождать Ему, Он и так все это делает. Почему мы всегда обязаны своим родителям? Потому что они не спали, не доедали, нам отдавали, все время от себя отделяли, переживали, даже тогда, когда мы уже ушли от них и стали на ноги, они все равно переживали. Так же и Христу мы обязаны. Старайтесь оживлять сердце скорбями, не бегите от них, вот весь смысл общежития, есть такое выражение в Священном Писании «всяк человек ложь», нет на земле человека, который был бы не ложь. Каждый человек ложь, и поэтому, когда люди собираются совершенствоваться ради Христа в одну общину, в одну семью, ложь каждого из нас хоть немножко, но колет другого. Не нужно сердиться, не нужно паниковать, не нужно разводить руками, что для нас это что-то неожиданное, так должно быть. Мы должны терпеть друг друга, через это становимся терпеливыми, искусными, через это мы становимся монахами, христианами, не через чтение книжек. У меня был знакомый протестант, мы когда-то работали вместе, а потом встретились уже взрослыми, я уже священник, и он мне такую фразу сказал: «Я вчера лежал на диване, читал Апостола Павла и мне открылось…» Я говорю: «У тебя бутылки кока-колы не было рядом? Слишком комфортно ты в Царство Небесное входишь к Христу, который Сам прошел такие страдания». Конечно, он тоже все понимает, просто такая ситуация создалась.

Я утешал не одну мать, которая потеряла ребенка, и в какой-то момент они, знаете, что говорили? «Я понимаю, я в связи с потерей, скорбью переосмыслила жизнь, увидела ее скоротечность, бессмысленность, я готова уже смириться с его смертью, но я никак не могу спать, переживая, а где он сейчас? Куда он попал? А вдруг он в аду?» И это переживание заставляет ее молиться постоянно, в храмах подавать, милостыню раздавать, долго не снимать черный платок. Если мы можем смириться и привыкнуть к смерти, к потере ближнего, то христиане никак не могут успокоиться об их участи. А как они там? Тем более, если есть какие-то вопросы, если человек мало церковный был или вообще нецерковный. Вот это очень сильно всегда тревожит, и это происходит постоянно, каждый день.

Самое страшное, к чему привык человек, за 7 500 лет своей жизни на земле, он привык к смерти. Он и привык к смерти, и не привык к смерти. Он смирился, что он умрет. И поэтому перестал о ней думать. Но если не думать о правилах дорожного движения, то обязательно под машину попадешь, станешь несохранным, если не будешь думать.

Христос воскрес. Если бы Он не воскрес – грустно было бы жить. Это грустная тема. Во-первых, грустная тема, а во-вторых, страшная тема. Словоблудие, когда человек говорит: «Я ничего не боюсь». Тот человек в жизни мало видел. Кто не боится темной силы, дай Бог вам не встречаться с ней. Иногда мы думаем, что можем себе объяснить происходящее и в связи с этим не бояться. В минуты, когда ты встретишься с этой силой, ты даже не будешь способен что-то думать, что-то себе объяснить, настолько тебя парализует страх и ужас, даже челюсть не будет слушаться сказать: «Господь Иисусе Христе, помилуй мя», и те люди – болтуны, просто не знают ничего. Все боятся, каждый по-своему, и это невозможно человеку вынести, если бы не Христос.

Помните, батюшка Серафим Саровский нам говорил: «Сатана настолько нас ненавидит, что если бы ему Бог только позволил, он бы нас разорвал на мелкие кусочки и разметал бы по всей вселенной, Бог ему не позволяет». Он нас ненавидит лютой ненавистью, и поэтому нам нужно держаться постоянно Бога. С Богом не страшно, как маленький человечек не отходит от родителей – он сохранный; если в этой маленькой пустой голове нет сохранности – он побрел куда-то, все его могут утащить и разорвать на куски. Нельзя отходить от родителей, нельзя отходить от Христа, иначе страшно будет. Некоторые говорят: да ты не думай. В такие минуты не думается ничего.

Я же вам рассказывал, как на Афоне в одной пещере монахи поставили специально большое распятие, потому что темные силы издеваются над теми, кто там живет, пугают. Посреди пещеры стоит большой крест, а она уходит вглубь горы, и я такой смелый, пошел почитать туда правило Иисусовой молитвы на часок. Если закрыть дверь в пещеру, то там делается полная темнота. У меня на лбу фонарик, закрыл за собой дверь, поднялся к кресту, обнял его, выключил фонарик и стал читать Иисусову молитву. И у меня от пяток доверху пошел холод, смелый я, несмелый, я не могу его остановить, этот холод. Я час не выстоял, минут 15 всего, потому что дискомфортно. Это сильное искушение для отшельников. Мой знакомый монах, который живет на скале, знает, что я люблю один оставаться, и специально – я приеду, а он найдет повод, чтобы уехать дня на три по делам, – меня одного оставляет; я живу один, пишу росписи, ночью молюсь. И самое сильное искушение для отшельников, когда ночью приходит страх даже не в какой-то форме, а без всякой формы, просто вдруг леденит душу, а бежать некуда, даже тропинок нет, чтобы выбраться, надо по цепям по скале карабкаться, а куда ты побежишь? И кричать куда, и в милицию не позвонишь, и «мама» не крикнешь. Господи Иисусе Христе, Иисусе Христе – только. В следующий раз приехали наши монахи с Андреевки, пришли ко мне туда в гости, я предложил пойти в ту пещеру почитать правило, всем вместе же не страшно. Я опять поднялся к кресту, а они возле входа сели на скамеечку. Я потушил свет, начали молиться, и минут через 40 вдруг где-то в глубине этой пещеры, в скале начинается шум. Потом этот шум становится сильнее и сильнее и приближается по пещере к нам, и такое ощущение, что по этой пещере, по стенам разлетаются доски, и все это к нам приближается. В какой-то момент я перестал молиться, и они молчат, и я молчу, включил фонарик – раз, все затихло, никого нет, тишина. Я поднялся чуть выше, там разбросаны по полу иконки, я их собрал. Вернулся, говорю: «Ну что, отцы, 15 минут осталось, достоим уже, вместе же». Опять выключают фонарик, и опять это начинается, бам-трам, разлетается все. Интересно, у каждого по-своему. В этой пещере жил духовный отец Паисия Афонского русский схимник Тихон, русский старец. Сейчас там живет монах, его не трогают. Отец N, у которого я расписывал храм, говорит: «Я там тоже зимовал одну зиму, но ушел, они просто физически меня с кровати стаскивали и на пол бросали». Он, музыкант по образованию, рассказывает: «Один раз я сижу в этой пещере, четку тяну – и вдруг начинает играть классическая музыка, по всем сводам пещеры разливается, и она настолько явная, что я хотел взять и записать ноты произведения, и потом вдруг у меня мысль: Господи, а откуда тут музыка? И только сказал – раз, и музыки нет».

Обычно тех хвастунов, которые говорят «я ничего не боюсь», когда-нибудь посетит. Нужно быть осторожным, не нужно придавать много значения, и вообще на эту тему много не думать, чтобы не носить в себе эту тему, но и не нужно хвалиться, что ты мужественный и ничего не боишься. У каждого своя мера и свой случай. Может так испугать, что за одну ночь седым станешь, но, слава Богу, у нас есть Христос. Скажешь: «Господи Иисусе Христе», – и сразу хорошо. Если Он для тебя есть, а не просто слова.

 

Протоиерей Сергий Баранов

15 августа 2018 г.

О линии духовной жизни

Сестры, представьте себе линию, по обе стороны: вот там – рай, вот там – ад. Как, вы думаете, проходит линия нашей жизни христианской? Некоторые думают, что они идут от ада в рай, и они в прелесть впадают. Наша жизнь до последнего нашего дыхания будет проходить так: чуть-чуть невнимательности – ад, чуть-чуть труд – рай. И так до самой смерти. Святые отцы так жили, поэтому они не ошибались и не расслаблялись. Никогда не наступит такого момента до смерти, когда вам кажется, что вы пошли туда, в рай. Это ошибка, это неосторожность. Всегда чувствуйте, что вы идете по краю, как бы у вас хорошо ни получалось, сколько бы вы ни сделали, как бы у вас молитва ни пошла – всегда ощущайте себя на этой линии. Вы всегда идете по краю, чуть-чуть невнимательности – сколько бы вы ни заработали, один шаг – и в ад. Так оценивайте свою жизнь, пока двери райские за вами, дай Бог, закроются, всегда ощущайте себя на этой границе. Чуть-чуть невнимательности – и ад.

 

Протоиерей Сергий Баранов

Август, 2018 г.