Рубрика: Слово к монашествующим

НАСТАВЛЕНИЯ СВЯТОГО ПРЕПОДОБНОГО ФЕОДОРА СТУДИТА

Отпраздновав Пасху, пойдем далее в духе четыредесятничного времени, чтоб не растратить стяженного, в продолжении его, а умножить

Се отпраздновали мы царицу дней Св. Пасху, просветились божественными таинствами, прияли освящение Духа в союзе мира и любви духовной. Теперь опять полагаем начало входа в другие дни года. Будем же и в них изменяться добрым изменением, делаясь лучшими паче прежнего, и ни в чем не попустим себе податься назад, бесчестя подвиг и духовный труд предыдущего четыредесятничного веремени, но паче восхождения на восхождения положим и на прежних добродетелях надустроим другие; и добре приобретенное нами и стяжанное в благоговеинстве ли или в безмолвии, в целомудрии ли или в чистосердечии, в посте ли или в другом каком рачении, каждодневно будем, таким образом, не только пребывать в целости, но умножаться и усовершаться добрыми придатками.

Представляя, куда течем, и чего достигнем, не будем поблажать сластолюбию, и прилепляться к красоте телесной

К Богу течем мы, в Царство Небесное простираемся, в свет, в живот, в радость неизглаголанную, в сладостный оный и блаженный рай, в вечные обители, в дивные места славы, в Ангельские хоростояния, в ликования Святых, в пребывающее выну наследие. Не дадим же себе забыть предлежащую нам цель, не позволим себе ослабить напряжения в течении, ни увлечься неуместными помышлениями. Не будем сластолюбствовать, ни миролюбствовать, ни плотолюбствовать, ни пленяться красотою лица, поступи, улыбки. В себя самих будем смотреть, как взывает богослов Григорий. Видите, что пострадала Ева, пленившись красотою греховного плода? Да не будет нам пострадать что-либо подобное! – Да и что же получаем мы от поблажки похотям и страстным влечениям? Добро бы ничего; а то, кроме расстройства внутреннего, еще стыд и срам пред Богом и людьми.

Столько получили мы в пасху и прежде: не разумно теперь бросаться на противное тому

Ввел тебя Бог, после великих постных дней, во св. Пасху, оживотворив тебя причастием св. Тела Своего и Крови: как же ты, окаянный, дерзаешь воздавать Господу противное? как позволяешь себе обращаться вспять к делам неподобным? Не дал ли тебе Бог ума? Не создал ли Он тебя разумным? Не имеешь ли ты мысленных очей? Зачем же тебе бессловесничать? Зачем не смотреть одесную на недомыслимую красоту Господню и к ней не устремляться душой своею, но к ошуйным вещам обращать зрак свой, к срамотам греха, к нечистотам скверных страстей? Будем же трезвенствовать, будем тем занимать ум, что ведет к блаженству вечному и к тому обращать намерения свои и труды.

Братия один за другим отходят, не останемся и мы: будем же внимать делу нашему

Не за тем простираю я к вам непрестанно слово мое, чтобы чесать слух ваш, не с тем, чтоб только отбыть труд оглашения, или услышать треск похвалы; но за тем, что, страхом объемлясь по причине настоятельства моего, трепещу за спасение ваше. Богу живому работаем, и судилище неумытное и неподкупное готовится нам и воздаяние нескончаемое: ибо там огнь не угасает и червь не умирает (Мр. 9, 44). Посему-то и вопью к вам, и как бы к стонам вашим припадая, умоляю вас, – не допустим, чтобы последний час застал нас неготовыми, и конец жизни нашей заключило нерадение. Непрестанно видим действо таинства смерти, и пред лицом нашим, как видите преходят братия наши. Видя сие, говорите себе в помысле своем: «мы же что? не так ли и с нами будет? Останемся ли еще? И если останемся, долго ли проживем? Не ждет ли и нас могила? Не видится ли и наш гроб, – последнее ложе и покоище наше, полное червей и несносного зловония?» Ибо кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти? (Пс. 88, 49).

Высокого сподобились мы звания; будем радоваться, благодарить, и действовать, всякой труд ради его подъемля, и все претерпевая

Радоваться должны мы, что призваны Богом и избраны для такой святой жизни, – и радоваться столько, чтоб забывать труды подвижничества и легким почитать все скорбное встречающееся на пути добродетельной жизни, в чаянии будущих наслаждений. Не воинское звание, не гражданский чин, не военачальническое достоинство, не столь желанное многим царское владычество получили мы и имеем, но гораздо большее всего этого и высшее небесное жительство, – истинное не на словах, а самым делом. Ибо если с Ним страждем, с Ним и воцаримся, говорит Апостол (Рим. 8, 14; 2 Тим. 2, 12). Такое убо получив от Бога преимущество и получив даром, а не по своему усилью, сколь должны мы радоваться и веселиться, благодарить и молиться, все делать и говорить, чтоб сохранить его и соблюсти некрадомым от многовидных, против нас направленных, наветов преисподнего миродержителя? По чему, братия мои, да будет нам, в деле исполнения лежащего на нас долга, всякая скорбность приятна и всякий труд сладок и желателен, и ради сего да приемлется нами всякое подвижническое лишение, как наслаждение, – удаление от мира, как к Богу приближение, – отчуждение от удовольствий, как причастие благ небесных, – утеснение воздержания, как пространное питание.

Пусть лишений много; но нам предлежит жизнь вечная и царство небесное: возлюбим же сии лишения, и будем тещи воодушевленно

Пусть мы пьем воду и питаемся сухарями, преутруждаемся, делая своими руками, изнемогаем в помыслах, жегомы бываем искушениями плоти, раздираемы желаниями, умерщвляемы лишениями, и без друзей и приятелей, без рода, без отца и матери пребываем в жизни сей: что до того? нам предлежит жизнь вечная, уготовляется Царство Небесное, наслаждение многими недомыслимыми благами, всеблаженное бессмертие, богатство славы и чести, и множество других великих благ, коих изобразить не может язык человеческий. Будем же тещи бодренно и усиленно; возлюбим подвиги самоотвержения, и поты доброделания, да восхитим венцы и стяжем сокровища, каких око не видело, о коих ухо не слышало, какие и на сердце человеку не восходили (1 Kop. 2, 9).

Смотрите на примеры св. отцов руководителей

Нам надлежит сообразиться с жизнью древних отцов наших, идти по следам их добродетелей, возлюбить их делания и отобразить в себе образ их жизни. Таков велиий началовождь наш Антоний великий, первый поборовший противоборца нашего и путь нам проложивший к подвижническим победам. Таков блаженный и равноангельный Арсений, достигший высших степеней подвижнических добродетелей и предлежащий в славу нашу. Таков священный и божественный Пахомий, именующийся праотцом нашим. Таков божественнейший Иларион, возблиставший добродетелями, на подобие зарницы, воссиявающей каждое утро. Таков благославный и всесвятой Евфимий, соименный благословию, и с ним преподобнейший Савва освященный, священнейший и равноангельнейший Феодосий и прочие светлейшие светила вселенные.

Смотрите на примеры прославившихся в послушании

Но перейдем словом и к тем, кои показали совершеннейшие образцы послушания; ибо и вышесказанные прославились, быв наперед предуготованы благодатью послушания. увещевает нас к неразмышляющему послушанию сын Света, Досифей, Богоданный отец наш; подкрепляет любовь нашу к отцам руководителям Дометиан1), Богопросвещенный отец наш; утверждает нас в терпении поношений и обид Аввакир2), Богоизбранный отец наш; располагает нас к смиренномудрию Захария3), всечестный отец наш; изменяет нас добрым изменением Сильван4), многоплачевный и многосмиренный отец наш; возбуждает наше к рукодельям усердие Иона5) трудолюбивый, образец исполнения заповедей Господних. Можно ли без соревнования воспоминать боголюбие блаженного Петрония6), скоропослушность божественного Афре7), и св. Марка8), простоту Павла9) всечестного и всех подобных добродетели смиренные?

И подражайте им, чтоб сподобиться и части их

Но и часа не достанет, чтоб перечислить всех их. Достаточно и этих, чтоб возбудить нас к соревнованию им и к подражанию деяниям их. Станем же действовать, как действовали они, трудиться, как бы на ряду с ними и содействуемы будучи ими. И обогатимся, таким образом, подобно им делами преподобными и праведными; а затем сподобимся причастными явиться славы и венцов их, в небесном царствии Господа нашего Иисуса Христа.

Произнести слово побуждает меня Единосущное Богу и Отцу Слово, Которое, не оставляя недр Отчих, неизреченно зачалось в утробе Девы, и соделалось для меня тем, чем я есмь. Слово, по Божеству своему, чyждое всякой страсти, облеклось в подобострастную мне плоть. Сидящий на колесницах херувимских, возсел «на жребяти осли» (Ин. 12, 15). Царь славы, со Отцем и Духом прославляемый серафимами, внимал невинным лепетаниям детского языка. Бог, невещественный и невидимый, приял видимое и осязаемое тело, явился в образе раба, добровольно подвергся страданию, дабы даровать мне бесстрастие. Ибо когда творение рук Божиих – человек, созданный Богом по образу и по подобию Его, прельщением хитрого змия соделался преступником заповеди Божественной, и чрез то подверг себя тлению и смерти: тогда милосердый по существу своему Бог, сожалея о человеке, потерпевшем такое уничижение, многократно и многообразно призывал его к обращению и покаянию, вразумляя его, то как неблагодарного раба, то как неразумного сына, и употребляя все средства к тому, дабы человек, свергнув с себя тяжкое иго, обратился к своему Творцу. Но однажды поработившись греху и произвольно предав себя земным пожеланиям, человек не в силах был сам собою обратиться к Богу. Итак, всеблагий Господь, зная, сколь немощна природа человеческая, Сам приемлет на себя оную. Усмотрев, что человек не повинуется ни слову Его, ни заповедям, ни спасительным повелениям, Бог как бы так сказал: «Мне самым делом должно научить неведущего; Мне должно сделаться человеком, и исполнить добродетели, дабы привлечь к ним человека. Мне должно быть видимым, дабы исцелить немощного, Мне должно взыскать заблудшую овцу, и привести ее в первобытное жилище рая. Но каким образом Я взыщу ее, не будучи видим? Как буду руководствовать того, кто не узрит следов Моих?» С сею-то целью Он соделался человеком, дабы Своими делами и страданиями на самом опыте преподать неведущему способ, как исполнять добродетель; дабы мы, видя Его нисшедшим из недр Отчих на землю для нашего спасения, с радостью возносились к Нему от земли; и наконец, дабы явить обильное богатство любви Своей к людям. Ибо «большей… любви никто не может показать, как если кто душу свою положит за друзей своих» (Ин. 15, 13). А может ли показать таковую любовь тот, кто не имеет души?

Итак Господь наш для того приемлет тело, дабы явиться на земле и пожить с человеками; для того приемлет душу, дабы положить ее за друзей своих. Говорю: за друзей, – но не таких, которые любят Его, но которых любит Он. Ибо хотя мы возненавидели Его и отвратились от Него, служа иному; но Он в любви своей к нам пребывает непреложен. По сей-то любви, Он приходит к ненавидящим Его, спешит вслед бегущих от Него, и, предварив их, не обличает со строгостью, не наказывает бичем, но врачует их, как искусный врач, не взирающий на все злословия, оплевания и заушения, которые терпит от людей, исступленных умом. Для врачевания Он употребил Божество свое – врачевство действительнейшее и всесильное, которое и соединил с природою человеческою. Оно-то немощную плоть показало сильнейшею самых невидимых сил! Ибо как железо, раскаленное огнем, делается неприкосновенным: так и брение нашей природы, соединившись с огнем Божества, соделалось недоступным для диавола. И поскольку, как говорят врачи, противное врачуется противным, то и Господь противное уничтожает противным: роскошь и наслаждения – скорбями и подвигами, гордость – смирением. Ибо Он, будучи по Божеству своему преславен, не только смирил Себя, сделавшись человеком, но и уничижился пред самыми человеками. Подлинно, кто был столько уничижен? Он не имел, где главы преклонить; у Него не было ни двух одежд, ни другого хитона. «Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал» (1Пет. 2, 23); веден был на заклание, как невинный агнец, и однакож не упорствовал, не противоречил; когда заушали Его, Он охотно обращал ланиту биющему, и не отвращал лица Своего от постыдных заплеваний; когда называли Его самарянином и имеющим в себе беса, то сии и подобные сим поругания переносил терпеливо, дабы мы последовали стопам Его. А все сие Он исполнял по благоизволению Отца, и будучи Единородным и Единосущным Сыном Его, доказывал тем любовь Отца Своего к нам. Ибо так возлюбил нас Бог Отец, что и Единородного Сына своего дал нам для искупления нашего. О, любовь непостижимая! Бог Единородного Сына Своего, царствующего с Ним, сделал Искупителем рабов непокорных, врагов строптивых, служащих врагу Божию, почитаемому ими за бога! О, глубина богатства благости Божией! Но и Единородный Сын Божий не воспротивился сему определению, не отверг воли Отца Своего, имея в Самом Себе волю и хотение Отца. Ибо естество Отца и естество Сына есть одно естество; а потому Сын Божий повинуется воле Отчей, как собственной, и соделавшись человеком, остается послушен Отцу своему даже до смерти, смерти же крестной, дабы уврачевать мое преслушание!

Поспешая испить чашу смерти за спасение всего мира, Искупитель наш скоро идет на страдание, идет с жаждою спасения человеческого и не обретает плода. Сие бесплодие изображает нам смоковница (Матф. 21, 19). Кто Сей, желающий вкусить пищи в ранние часы утра? Царь, Господь, Учитель. Ужели Он так рано взалкал и пожелал пищи не в надлежащее время? Для чего же Он научал учеников своих поститься и побеждать страсти? Что это значит? – Господь ваш, как устно поучал притчами, так иногда и самыми поступками изображал притчи. Вот Он, взалкавшись, пришел к смоковнице. Смоковница же знаменует род человеческий. Сладок плод смоковницы, но грубы, бесполезны листья ее и годны только к сожжению. Такова и природа человеческая: будучи определена Богом к тому, дабы произращать сладчайшие плоды добродетели, она, вместо сих плодов, стала произращать одни грубые листья. Ибо чтo может быть грубее житейских попечений? – Адам и Ева некогда были наги, и не стыдилась; были наги, когда провождали простую и невинную жизнь: они не знали ни искусств, ни житейских забот, и не изыскивали средств, как бы прикрыть телесную наготу свою. Но будучи наги телом, они покрывались благодатию Божиею; не имея одежды вещественной, облекались одеждою бессмертия, по мере приближения к Богу, чрез исполнение воли Его. Как же скоро явились они непослушными, то, лишившись облекавшей их благодати, лишились вместе лицезрения и созерцания Божия, и познали наготу свою. Тогда возжелали они удовольствий житейских, и осуждены стали на скудную и убогую жизнь; сшили смоковные листья и из них сделали себе препоясания; взыскали многоразличных помыслов и обрели жизнь грубую, исполненную забот и печалей. «В поте лица твоего, – сказал Бог, – снеси хлеб твой. Проклята земля в делах твоих; …терния и волчцы возрастит тебе, и в землю возвратишися» (Быт. 3, 17–19). Поскольку ты возымел земное помышление, то к земле будет обращение твое; ты уподобился несмысленным животным, пребыв недолго в чести (Псал. 48, 13); будучи богом земли, ты не познал благотворной добродетели, но предпочел ей земные наслаждения и возлюбил бессловесную жизнь. Земля еси, и в землю отыдеши – итак ты, подобно бессловесным животным, наследуешь смерть! С сего-то времени человек начал облекаться кожанными ризами! Обитая прежде сего в раю сладости, в жилище царском, и занимая, по телу своему, средину между жизнию и тлением, он после того стал уже иметь тело тленное и смертное, подверженное болезням. Поистине, грубы листья смоковницы, – природы нашей, греховны ее действия! К сей-то смоковнице, т. е. природе человеческой, пришел Спаситель алчущий, ища на ней сладчайшего плода, – приятнейшей Богу добродетели, посредством коей совершается наше спасение. Но кроме листьев, – кроме горького греха и произрастающих от него бедствий, Он ничего не нашел на ней. По сей причине Он и сказал ей: «да николиже от тебе плода будет» (Матф. 21, 19). «Не от человеков спасение, не от силы человеческой добродетель. Я устрою спасение; даруя воскресение чрез Мои страдания, Я вместе с сим дарую освобождение от печалей жизни». Что и действительно исполнил.

Потом, дабы яснее выразить притчу, Спаситель наш посещает дом Отца Своего, и пришедши в храм, находит здесь злых делателей – Архиереев, восседающих на Моисеевом седалище, – волков, одетых в одежды овчия, – тех самых людей, которые, подобно бесплодной смоковнице, не имели в себе сладкого плода, а только покрывались листьями. Смотри, как грубы слова их «коею властью сия твориши? и кто Ти даде власть сию?» (Матф. 21, 23). Видишь ли бесплодие неверующих душ? Вместо того, чтобы сказать: Учителю благий, воскресивший четверодневного мертвеца Лазаря, научивший хромых скоро ходить, возвративший слепым чувство зрения, исцеливший расслабленных, врачующий всякую болезнь и всякий недуг, прогоняющий демонов, показующий путь ко спасению! Вместо сего, они говорят: коею властью сия твориши? «О неблагодарные! – Он скажет вам, – если вы стекались к Иоанну без веры, и если исповедывали ему грехи свои, и крестились от него из боязни, оставаясь неверующими; то поверите ли Мне, когда Я буду говорить вам? О род лукавый и неверный! Вы злые делатели, пожирающие виноград Господа Саваофа! Кого из Пророков не убили вы? Ибо Отец Мой посылал к вам рабов Моих Пророков, требовать плодов от винограда своего. Я перенес виноград Мой из Египта рукою Моисея, и расточив народы, насадил его на земле тучной, разделил его на участки, и леторасли его, по слову Пророческому, распространились по земле, простерлись даже до моря и до рек других народов; а вы разрушили ограду его, т. е. отняли у него ту защиту, которую доставлял ему Закон, и виноград Мой, лишенный ограждения, стали расхищать и поядать дикие вепри! И когда рабы Мои Пророки начали требовать плодов от винограда истинного, плодоносного, прекрасно Мною насажденного: тогда вы иного перепилили, иного заключили в ров, иного побили камнями. Вот Сам Я пришел – Сын и Наследник! Постыдитесь права сыновняго, уважьте достоинство естества Отчего, ибо Я во Отце и Отец во Мне» (Ин. 14, 10). Я из сожаления к винограду Моему снисшел на землю; и несмотря на то, Я почиваю в недрах Отца Моего. Отдайте же Мне плоды Моего достояния! Но вы, беззаконные делатели, готовитесь довершить дело отцев ваших. Они умертвили Пророков, а вы умертвите Бога, и превзойдете их в нечестии! Я Наследник; Я тот краеугольный камень, который хотя и отвергнут вами, но который сокрушит вас. Я соединю два разных создания, небесное с земным. Я воздвигну Единую Церковь из Ангелов и из человеков. Вы, будучи врагами Отцу Моему, чрез Меня примиритесь с Ним. Я возвещу мир, и заветом сего мира соделаю кровь Мою, которая пролиется за спасение мира».

Но Господь не вразумил упорных своею притчею. Ибо они закрыли глаза свои, чтобы не видеть, и заткнули уши, чтобы не слышать. По сей-то причине, для них и не воссиял свет Евангелия. О, безумное ослепление иудеев! Они сами себя осуждают, не понимая слов своих, и сами на себя произносят приговор. Ибо когда Господь спросил их: что сотворит господин винограда делателем тем? они невольно произнесли истину: злых зле погубит их (ибо по всей справедливости жестокое заслуживают наказание те, которые произвольно злодействуют) «и виноград предаст иным делателелем, иже воздадят ему плоды во времена своя» (Матф. 21, 40–41). Таким образом, священники и фарисеи истинно пророчествовали, сами не зная того. Ибо виноград – народ Господень, действительно отдан другим делателям, которые в надлежащее время принесли Господу обильнейшие плоды. «Во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенные глаголы их. Коль красны ноги благовествующих мир, благовествующих благая» (Рим. 10, 15, 18)! Они, как овцы обретаясь среди волков, соделали самых волков овцами, т. е. еллинов, некогда далеких от Бога, сделали овцами Христовыми, и приобрели Господу «людей избранных ревнителей добрым делом» (Тит. 2, 14).

Итак, братия, обращаюсь ко всем вам, носящим на себе имя верных, и удостоившихся именоваться народом Христовым! Не посрамим имени своего и не помрачим веры нашей делами беззакония. Не довольно для нас одного названия верующих: нет, мы должны показать веру нашу от дел. Писание говорит, что у одного отца было два сына, и первому из них отец сказал: иди, работай в винограднике. Сын дал обещание, но не исполнил его. То же самое отец сказал и другому сыну. Но сей, отказавшись на словах, исполнил волю отца на деле; посему первый заслужил порицание, а последний похвалу (Матф. 21, 28–31). Так и нам должно помнить то отречение и то сочетание, к которым мы обязались в Крещении. Станем отвергаться диавола, аггелов его и всякого служения дабы остаться верными своему обязательству. Дела же диавола суть: прелюбодеяния, любодеяния, зависть, вражды, ссоры, лицемерие, злословие, осмеяние, гнев, злопомнение, осуждение, клеветы, волшебство. Признаки неверия: немилосердие, ненависть, плотская любовь, вожделение плоти, скупость, роскошь, пьянство. Служение диаволу: высокомерие, тщеславие, самолюбие, надменность, гордость, привязанность к украшениям тела. Отвергнув все сие, прилепимся ко Христу и возревнуем о добродетелях, – чистоте, целомудрии, убожестве, терпении, мире, любви, сострадании, милосердии, щедрости к бедным, о благоприличии в обхождении, одежде и поступи, о справедливости, смирении, и в особенности, об уничижении Христовом, дабы соделавшись участниками Христу в страданиях, могли мы участвовать и в славе Его, и приносить живую, непорочную жертву Богу и Отцу в Церкви первородных, в жилище веселящихся!

Наконец к тебе обращаю слово, возлюбленная невеста Христова! Возлюби достойным образом Того, Кто возлюбил тебя до конца. Отверзи храмину сердца твоего, да вселится в тебе Христос со Отцем и Духом. Исторгни из него все земное, дабы утотовить путь Христу. Отринь тщетную славу, которая есть мать неверия, по слову Христову «како вы можете веровати, славу друг от друга приемлюще» (Ин. 5, 44). Изгони из страны сердца твоего всякое мечтание о себе. Все высокоумные нечисты пред Богом «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать» (Иак. 4, 6). Удали от себя всякое самоуслаждение и самодовольство, дабы покоряться закону Единого Бога: и Он управит тебя в пристанище воли своей. Не вводи другого жениха в чертог сердца твоего: ибо Христос, Жених твой, ревнует по тебе. Он весь есть сладость и желание. Ему одному отверзи сердце твое, и воззови к Нему: сердце мое уязвлено, любовь к Тебе распалила меня, и изменила меня совершенно, Господи! Я побеждена любовию к Тебе; вниди в чертог Твой, я облобызаю следы Твои. Ибо я недостойна того, чтобы сказать Тебе «облобызай меня лобзанием уст Твоих!» (Песн. 1, 1). Живи и ходи во мне, по неложному Твоему обетованию и соделай меня храмом Пресвятого Духа! Повелевай сердцем моим, Господи! и господствуй над ним. Оно твое наследие, и сотвори у меня обитель вместе с Отцем и Духом, распространяй во мне владычество Твое, – действия Всесвятого Твоего Духа! Ибо Ты Бог мой, и я прославлю Тебя со безначальным Твоим Отцем, и с благим и животворящим Твоим Духом, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

Слово в день очередного монашеского пострига

«…Все сестры пришли ко мне когда-то, чтобы быть рядом, наставляться, вдохновляться и так совершенствоваться. Иногда от некоторых сестёр я слышал тревогу: «Батюшка, если вдруг нас разлучат, если вдруг вас рядом не будет по каким-то обстоятельствам, мы тревожимся, как нам тогда быть?» Запомните сейчас моё слово: Это вообще не страшно, а страшно, если вы сами оставите меня. Никто не может разлучить, и даже смерть не может разлучить. Вы можете быть в моем духе, в моем мировоззрении, даже если мы будем далеко, даже если обстоятельства нас разлучат. Это вообще не страшно. Вы можете быть всегда рядом со мной. Страшно, если сегодня вы пришли на постриг, сделали мне метание, сказали о верности, а через время, через один помысел, второй, третий, вы начнёте оставлять – вот тогда вы разлучитесь со мной. Я могу быть на вытянутую руку, глаза в глаза, но вы будете не со мной – вот что страшно.

Все очень часто говорят в монашестве о послушании: слушайся, слушайся… Невозможно слушаться, если ты не слышишь, или, если ты не хочешь слышать. Не получится слушаться, поверьте мне. У нас уже есть маленький, но свой опыт. Да, наш монастырь молодой, всего десятый год, но у нас есть свой небольшой опыт, и из этого опыта я вам говорю: не получится. Я сейчас читал молитву, и там были слова: трудитесь, молитесь, воздерживайтесь, терпите и в конце самое ключевое слово: РАДУЙТЕСЬ. Это цель монашества. Кто всё это перечисленное понимает в монашестве, но у него выпадает вот это последнее ключевое слово РАДУЙТЕСЬ, он получает какое-то страшное монашество — монашество каких-то законов, обрядов, правил. Но в его монашестве, если не будет радости – радости отношений со Христом, радости отношений с духовником, радости отношений с сестрами – то это не монашество, это уродство какое-то. Чуть-чуть теряете радость – это вам ориентир, что вы начинаете что-то делать не так, где-то вы допускаете лукавство, где-то вы допускаете себе недоговорить, вы теряете радость. А МОНАШЕСТВО – ЭТО РАДОСТЬ…

… Дай Бог вам духовной радости, чтобы у вас была молитва. Молитва возможна только в несмущенном помыслами сердце. Блажены чистые сердцем, ибо они Бога узрят… Лицезрение Бога – это уже рай. Это уже Царство Небесное. Просто смотреть на Бога – это уже рай.

Хотите – поведу. В какой-то момент отнимете руку, скажете: «Всё, я дальше сама». Ну, давай, жду тебя потом… с шишками, с разбитыми коленями…»

 

Протоиерей Сергий Баранов

4 июля 2022 г.

Вот в чём сущность исихазма – когда человек находит максимальную тишину. Не внешнюю тишину, а внутреннюю. Он максимально устраняется от своих личных забот. Монахи не бездельники, они трудятся, но трудятся по послушанию, не планируя своё трудовое бытие. Они не выдумывают своё послушание, им послушание дают. Поэтому они как бы свободны. За них думает духовник, игуменья. Они не планируют своё будущее, живут сегодняшним днем. Стараются сдерживать эмоции, порывы, даже не требуют у Бога: «Дай мне сейчас и здесь то духовное состояние, которое я от Тебя хочу получить». Нет, они смиренно тянут чётки, читают Иисусову молитву и ждут, когда Господь Сам их посетит. Они не требуют от Него ничего, говоря: «Господи, дай просто смотреть в Твою сторону и обращаться к Тебе со словами “Господи Иисусе Христе, помилуй мя”». Они не торопят своё духовное преуспеяние, не строят планов даже в духовной жизни, не говоря уже о кратком отрезке своего земного бытия. Они ко всему относятся смиренно, терпеливо, и их счастье только в том, чтобы быть Божиими, говорить Спасителю: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» – и трудиться. И им Бог даёт в то время и в той мере, в какой Сам считает нужным.

Протоиерей Сергий Баранов
12 мая 2022г.

В чине пострига есть слова Евангелия, которые мы только что слышали: кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня. Эти слова люди часто слышат, но очень мало чувствуют сердцем. Многие эти слова понимают, но не чувствуют так, как их сказал Господь. В них нет никакого пренебрежения к отцу и матери, нет со стороны Господа никакого желания превосходства. Это не в природе Бога. Суть этих слов в том, что когда человек познаёт Бога в духовной жизни, он познаёт такую райскую сладость в близости Бога, что всё забывает, даже отца и матерь. Но, приходя служить Господу, даже после пострига, даже прожив в Церкви, в монашестве долгое время, немногие достигают этого состояния. Чаще всего упомянутые мною евангельские слова воспринимаются на уровне рассудка, а это совсем далеко от того, что человек может почувствовать сердцем.

Цель монашеской жизни – максимально приблизиться к Богу. И тогда человека посещает такое счастье, такой духовный восторг, что он забывает даже отца и мать, сыновей и дочерей, забывает всё, чем он раньше дорожил. И ему даже не нужно к этому понуждаться в тот момент, когда он приблизился к Богу. Бог заслоняет собой всё. Для него всё перестаёт существовать вне Бога.

Но хочу обратить внимание на один важный момент: не должен монашествующий прийти к состоянию равнодушия к миру. Он начинает жить мир через Бога, с Которым он соединился в таинстве монашества. А Бог очень неравнодушен к миру. Бог печалится о мире. Бог заботится о мире. Бог любит мир, даже тот мир, который далеко ушёл от Него. Человекам это невозможно, Богу возможно всё. Это игра, это фантазия: «Я буду молиться за весь мир! Всех обниму своим широким сердцем!» Это всё неправда. Обнять мир может только Бог. И цель нашего монашества – соединиться с Богом и уже в Боге любить мир. Не самому по себе, не играться в эти вещи. А то начнёте потом изображать из себя влюбленных. На самом деле всё это ложь: пять минут любите, пять минут не любите. В Боге всё будет. Но будет только через крест. Поэтому все вы сегодня получили в свои руки кресты. Царствие Божие нудится, и употребляющий усилия наследует его. «Нудится» – это такое слово относительно мягкое, нежное. Царствие Божие должно быть выстрадано через слёзы, через боль. И в то же время Господь говорит: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть». Когда ты трудишься просто из-за того, что тебя понуждают,– это тяжело. Когда ты трудишься даже за плату – это уже легче, потому что у тебя стимул какой-то есть. Но это тоже тяжело. Но когда ты трудишься из любви, когда ты пленник любви, когда ты не можешь не трудиться для Него, – тогда ты непрестанно хочешь радовать Его, своего Небесного Жениха, тебе постоянно хочется сделать приятное Ему, угодить Ему и ночью, и днем. И вот этот труд становится блаженным, хотя слово «труд» и понятие «труд» остается. Но он становится блаженным, потому как ты постоянно переживаешь состояние, при котором беспрестанно отдаешь себя Ему, и чем больше отдаёшь, тем больше приобретаешь.

Я очень хочу, чтобы ваше монашество не было какой-то трагедией и в то же время не было халявой. Поймите: это труд, на который вы сами согласились, и этот труд становится очень приятным, большой радостью.

Протоиерей Сергий Баранов
4 апреля 2022 г.

Доклад игумении Ксении (Пашковой),
настоятельницы Иверского женского монастыря г. Орска
на круглом столе «Монашеские добродетели как средоточие монашеского подвига» в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Монашество есть сугубое христианство. Оно должно выйти за пределы теории, философии и стать бытийным. Ведь христианство – это не только жить со Христом рядом, думать, говорить о Нём… Христианство, а тем более монашество – это жить во Христе, находиться в общении с Ним как с Личностью. Формы подвижнической жизни разнообразны, но цель одна – обожение, соединение с Богом. И подвиг состоит в том, чтобы неустанно двигаться далее в направлении от себя ко Христу.

Но, согласитесь, можно много лет искренне, самоотверженно подвизаться, думая, что ты приближаешься к Богу, а на самом деле всё более и более удаляться от Него. Хорошо, когда рядом есть тот, кто может объяснить тебе суть подвига с первых дней твоего монашества. А иначе можно со временем сломаться, надорваться от непонимания смысла происходящего, а голова будет «взрываться» от помыслов с бесконечными «За что?», «Зачем?» и «Почему?».

В личном духовном опыте подвижника бывает период испытания веры. Вроде бы, уже есть какой-то свой подвиг, аскеза, выстроенная духовная жизнь и даже якобы отношения с Богом. Но однажды Господь вдруг очень откровенно и предельно точно задаёт тебе вопрос: «А не иллюзия ли это?». И уже сама эта точность, конкретность вопроса становится для тебя большим искушением. Тут не получится лукавить. Ты вынужден отвечать откровенно, а откровенно – часто больно, потому что приходится говорить о своём несовершенстве. И слава Богу, что такой момент наступает, это очень драгоценно.

Оказывается, проверить объективность своего духовного опыта невозможно ни в какой другой точке бытия, как только на краю ада. «Держи ум твой во аде и не отчаивайся», – говорит преподобный Силуан Афонский. То есть пока ты находишься в относительно комфортных условиях, нельзя испытать истинность твоей веры. И Господь, видя твою готовность, однажды ставит тебя в ситуацию крайнего духовного кризиса. И если до этого ты находился в иллюзиях о самом себе и о своих отношениях с Богом, то всё это рушится, как картонный домик. Наступает состояние богооставленности. Но не нужно отчаиваться. Если ты правильно его переживёшь, то это станет отправной точкой на пути к не иллюзорным, не разгорячённым, а действительно реальным отношениям с Богом. И тогда ты увидишь, что эти отношения выстраиваются только через формат Креста.
Поэтому точка испытания веры очень важна. Она не должна пугать подвижника.

Нужно понять и принять, что в смысл нашей духовной жизни входит Крестоношение. Иногда мы задаёмся вопросом: «А как умирают святые?» и отвечаем на это стандартной фразой: «Они умирают тихо, мирно, благоговейно». А как умирал Христос? Мирно и тихо? Это была скорбь неимоверной степени напряженности, до крика: «Боже мой, Боже мой, почему Ты Меня оставил?» (Мф.27:46). И если мы подражатели Христа, а вернее сказать, носители Христа внутри себя, тогда ответ очевиден.

Невозможно духовно вызреть без Креста. Крест нас взрослит. Он делает нас серьёзнее. Крест обнажает нерв нашего огрубевшего сердца, возрождая в нём духовную чуткость. Только через внутреннее утомление, через надрыв, когда у человека просто не остаётся сил на искусственную эйфорию, эмоциональные состояния, он способен очень тонко и объективно переживать Бога.

Умри, чтобы жить. Чтобы жить Христа, нужно умереть по ветхому человеку. Святые отцы, проходя всё это опытно, на этой идее и выстроили всю аскетику. Они искали эту точку боли, умирания во Христе. Без этой боли невозможно взросление в меру возраста Христова. Подвижник опытно познаёт, что боль необходима и входит в смысл возрастания. Тогда, преодолев первоначальный страх, он говорит: «Господи, я согласен, я принимаю этот сценарий, этот путь». С этого момента начинается его вызревание.

Но, конечно, Господь оставляет нам свободу выбора. Он предлагает нам драгоценную жемчужину и сразу откровенно говорит о её цене. И если мы настроены искренне подвизаться в монашестве, мы соглашаемся на эту боль. Это и есть цена жемчужины.

Так, реальность и объективность духовного опыта может быть испытана только в мученичестве.

Послушание – это мученичество. Правило – это мученичество. Бдение – это мученичество. Общение со старшим и отказ от своего мнения – тоже мученичество. Всё это – добровольная постановка своего «Я» в крайнюю точку кризиса, боли. Страдания притупляют эмоциональность человека, и через тяготу у него просто не остаётся ни телесных, ни душевных сил на иллюзорные, «духовные» восторги, переживания. Люди, которые страдали, имеют очень чуткое, тонкое сердце. А сердце, не знающее страданий, – грубое, дебелое. Боль отрезвляет наше сердце. Это входит в смысл аскезы.

Не нужно бояться этой боли. Нужно приобрести опыт, что на самом краю этой боли, твоего маленького мученичества, придёт обильная благодать.

В последний месяц своей жизни архимандрит Софроний Сахаров очень страдал. Он болел раком, но испытывал не только физическую боль. Старец переживал, его сердце болело о том, готовы ли его духовные чада лишиться его. Он горячо молился за свой монастырь и за весь мир. В последние минуты перед смертью он испытывал сильнейшую агонию. Когда старец почил, его племянник отец Николай поспешил в храм сказать отцам, что Старец отошел. Шла Литургия. От кельи Старца до храма – метров 30. Секунд 20 отец Николай бежал туда, а затем – обратно в келью. Вернулся он уже в другое пространство. Минуту назад там была Голгофа, и вдруг – Пасха.

В мирском понимании страдание – это результат неправильного поведения, как некое наказание. Но почему тогда страдают люди святой жизни? В это мировоззрение не вмещается искание страданий праведниками и преподобными. Они страдают в другом смысле. Христос сознательно дошёл до крайней степени человеческих страданий и говорит нам: «Претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф.10:22). Вот это «до конца» бывает ужасно, когда кажется, что это уже предел твоего терпения. Но именно на этой, самой крайней точке вдруг является Христос и утешает тебя.

Святой, чтобы войти в состояние такого подвига, понес сначала большой внутренний подвиг. Ведь самое тяжелое – это стабильный духовный труд. Труд ежедневный, нудный, порой лишённый вдохновения. Труд до смерти. Когда нет внимания, молитвы, когда обнажаются наши страсти, атакуют помыслы, а мы, несмотря ни на что, встаём, идём, двигаемся далее, продолжаем: «Господи Иисусе Христе… Иисусе, Иисусе…» – вот это и есть мученичество, и преподобничество, и праведность.

Теоретически все мы знаем, что Православие – это не религия комфорта. Но иногда в молитве мы ищем комфорта духовного, некоего состояния умиротворения и покоя, подобно буддистам, которые в практике медитации ищут блаженства, просвещения. Но в чём тогда разница между нами, ради чего мы совершаем молитву? Ради состояния покоя, блаженства или ради того, чтобы быть со Христом? Мы ищем не состояния, а Христа. А хотим ли мы, чтобы Христос вошел в это наше «блаженство»? Ведь Он войдёт вместе с Крестом и нарушит наш покой.

А ещё в пространство нашей духовности вместе со Христом войдет и наш ближний, потому что мы имеем две главные заповеди: возлюби Бога и ближнего. Они неделимы. Нельзя взять только заповедь о любви к Богу и обмануть себя, что мои умилительные состояния и есть любовь к Богу. Когда мы принимаем ближнего со всеми его недостатками, это иногда приносит нам не просто дискомфорт, а крайнюю боль. Но Любовь истинная, христоподражательная – всегда жертвенная и не перестаёт. Она испытывается только в соприкосновении с ближним и только в крайне критической, дискомфортной для нашего «Я» ситуации.

Представим себе: вдруг в храм или сюда, в зал, сейчас заходит убийца… И конкретно в эту минуту перед нами встает выбор – жизнь или смерть?

Но умереть даже ради Христа – не в этом суть нашего подвига. Потому что умирание ради высокой идеи было и у неверующих, например, коммунистов – умирание «за други своя». Однако стимулирующей силой на этот подвиг была ненависть, например, к тем же фашистам. Высший идеал смерти – смерть за врагов, как у Самого Христа, а потом у архидиакона Стефана с молитвой: «Господи, прости им, не ведают, что творят» (Лк.23:34). Только любовь к врагам, готовность за них умереть свидетельствует об истинном соединении с Богом. То есть важен не подвиг сам по себе, а его внутреннее содержание, качество: в каком духе он совершается. И только подвиг во Христе осолен этой главной приметой – без ненависти к врагу.

Так проверяется, есть ли в тебе Бог или это просто духовное разгорячение, которое ты, сам себя обманывая, выдаешь якобы за результат твоей духовной жизни, аскезы, молитвы. Ты переживаешь какие-то состояния? Поставь себя в точку соприкосновения с врагами, и твои состояния просто исчезают. Ты говоришь: «Я приобрел молитву…» – поставь себя в точку соприкосновения с врагами, – нет молитвы, теряется. «Приобрел смирение, послушание…» – поставь себя в критическую точку – всё рассыпается, рушится. Бог даёт нам эти точки боли повседневно. Будем принимать их, не пытаясь избежать, обойти сторонкой.

Про монахов говорят: бескровные мученики. Они соглашаются на боль, на добровольное Распятие, на ежедневное умирание во Христе, в Котором обретают новое рождение.

В подвиге самоотречения сущность подвижника постепенно умаляется, сужается и доходит до крайней точки умирания «Я», в которой остаётся только Христос. В этой точке, во Христе, как в точке линзирования, и происходит преображение. Точка сужения переходит в расширение до бесконечности, потеря себя становится приобретением всех людей и способностью вместить в себя весь мир, скорбь претворяется в радость, а смерть даёт жизнь.

Поэтому святые отцы сочиняли аскезу, творили её, чтобы постоянно испытывать себя: способен ли я на такое умирание.
В этом и заключается, на наш взгляд, суть монашеского, христианского подвига.

Так испытывая себя и свою веру, мы постоянно будем приходить к неудовлетворённости собой, к чувству опасности, к чувству гибели – и слава Богу. Тогда мы опытно познаем, как нужен нам Спаситель, Сын Бога Живого. Тогда наш подвиг, как стабильное движение от себя ко Христу, станет нашей жизненной потребностью, а наша вера будет живой, истинной и крепкой.

Этого я искренне желаю всем нам.

 

Игумения Ксения (Пашкова)

14 декабря 2021 года

Слово протоиерея Сергий Баранова после отпевания монахини Еленой (Гурьяновой) 4 ноября 2021 г.

Слово протоиерея Сергий Баранова после отпевания монахини Рахили (Высоцкой) 30 сентября 2021 г.