Таинство не понимается.
Таинство переживается.
Задавать вопросы всегда легче, чем на них отвечать. Тем более, если это вопросы серьёзные, сложные, выходящие за рамки обычного. «Где же мой Бог? – спрашиваешь ты. – Как я могу Его увидеть, убедиться, поверить?»
Как можно объяснить человеку, никогда не переживавшему состояния любви, что это или как? Очень трудно подобрать слова, сравнения. Иногда отвечаю лишь так: «Любовь – это не в голове. Любовь – это в сердце».
О Боге легче молчать, чем говорить. Потому что говорить нужно, подбирая слова, понятия к сверхъестественному. Во мне происходит сейчас борьба между сложностью положения – говорить о Боге – и искренним желанием помочь тебе Его найти, ибо это перевернёт всю твою жизнь, всё сознание. Перевернёт очень добро и прекрасно. И я начну точно так же: «Бог – это не в голове, Бог – это в сердце».
Есть такое направление в изобразительном искусстве – импрессионизм. Буквально это переводится с французского impressionnisme (от impression) как «впечатление». Буквально и очень точно. Принцип воздействия этого искусства (оно, кстати, может быть и не изобразительным) в том, что оно действует не через логику, как реализм, а через впечатление. То есть логически рисунок, композиция, цвет могут быть нарушены в пределах привычного, но воздействие на впечатление человека может быть ещё мощнее и точнее, чем в обычной форме.
Художники заметили эту особенность психики человека и стали использовать в своих творческих целях, делая, таким образом, сознательные акценты на тех деталях, которые они хотят особенно подчеркнуть. И наоборот, старались пренебречь тем, что в их творческой задаче второстепенно. Например, я ставлю перед собой задачу нарисовать не сюжет, а радость, не событие, а состояние. Можно это сделать в реалистической манере. Но можно пойти и другим путём, например, нарисовать радость в наивном искусстве, как детский рисунок. И то, и другое будет работать. Первое – через логику к сердцу, второе – прямо в сердце. В этом, кстати, импрессионисты ничего не изобрели. Человечество уже много сотен лет пользуется этим принципом. Впечатление мощнее и точнее логики.
Неслучайно, ещё в начале ХХ столетия известный французский художник Анри Матисс, побывав в России и познакомившись с русской иконой, воскликнул: «Мы открываем новое в изобразительном искусстве, а в русской (византийской) иконописи всё это есть уже много веков».
Иконописец пишет не портрет и не событие. Он хочет показать состояние, и в этом творчестве ему часто мешают тесные рамки реализма. Ему хочется писать точнее, ярче, понятнее сердцу. Ни в коем случае нельзя путать с западной чувственной, эмоциональной живописью. Западник изображает человеческие состояния, византиец пишет воплотившегося Бога. Даже когда создает образ Богородицы или святых, он пишет обо́жение. Обо́жение, которое невозможно отразить в реализме. Всё время будет получаться человек.
Но иконописец изображает не человека, а состояние. Он не скован законами пропорций и перспективы. Он подчиняет их своей духовно-творческой задаче. Делает перспективу обратной, ломает пропорции для того, чтобы сделать нужные ему акценты. Например, рисуя печально-умилительное состояние в наклоне головы Богородицы, он сознательно ломает линию глаз, чтобы Матерь Божия смотрела прямо на нас. В реализме это преступление, в иконописи и импрессионизме – обычный приём, ради конкретного результата. И самое главное – это работает и работает очень мощно и точно.
Почему я так много уделил внимания импрессионизму? Так как хочу сказать, что Бог – не материя, Бог – дух. К теме Бога нельзя подходить с мышлением патологоанатома. Его нельзя мыслить в таких критериях, категориях. Здесь нужен совершенно другой «инструментарий», категорически иной подход. Хочу сказать самую главную мысль: нельзя познать Бога логически. Логика может только говорить о Нём. О Нём, но не с Ним. Понимаете, Он в другом формате. Он не логичен, иррационален.
Он – Бог. Твой рассудок слишком узок, чтобы вместить Его. Ты будешь переживать всё время катастрофу, пытаясь логикой понять сверхлогику. Ты или сойдёшь с ума, или сломаешься и станешь безбожником, что, кстати, не лучше первого. Вера – это совершенно не то, что ты себе доказал. Вера – это состояние. Состояние очень реальное, это не умозаключение. Умозаключение – это философское понятие, в котором ты рассуждаешь, но не переживаешь. Вера – это событие, которое ты переживаешь очень реально, не отвлеченно. Со-бытие… Ты входишь в Бытие Бога, и это не фантазии, это твоя реальность, в которой ты находишься. Ты не думаешь об Этом, ты Это переживаешь.
Любопытный факт: один из ведущих сотрудников института мозга в конце своей научной карьеры сказал: «Я всю жизнь занимался мозгом, а надо было сердцем…» То есть ум человека, то, что определяет его «я», – не в голове, а в сердце. Сердце мыслит. Мозг анализирует, но окончательную оценку дает сердце. Сердце мыслит, видит, слышит. Кого мы называем «проницательным человеком»? Того, кто видит более тонко, чем просто предмет, событие. Это способность дать правильную оценку. Но такое состояние скорее харизматическое, чем логическое. Это не анализ, а чутьё. Это очень тонко, и это из сердца. Т.е. именно сердце – тот орган, который способен видеть тонкое, неуловимое. Бог находится именно в этой области. Не в рассудке (рассудок – слишком грубый инструмент, чтобы заниматься сверхтонким), а в интуиции. Интуиция – это ум сердца. Сердце так мыслит. И здесь разница между возможностями рассудка и интуиции, как у оптического микроскопа с лазерным…
Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть (Лк. 17, 21). Господь говорит о сердце, которое имеет способность переживать Царствие Небесное, то есть Бога. Это именно тот орган, который видит духовное.
Даже душевное недоступно рассудку. Чтобы слышать музыку Рахманинова, недостаточно быть рассудительным человеком. Её нужно слышать не ухом, а сердцем… Иначе ты будешь к ней равнодушен. Но духовная область ещё более тонкая, чем душевная. Здесь камертон вашего сердца должен быть настроен ещё более чутко. Религиозные люди знают, где находится Бог, и поэтому выстраивают свою духовную жизнь именно там – в сердце, мыслительной способностью которого является интуиция, природа которой харизматична.
Бог дал человеку рассудок, и мы пользуемся им как Богоданным инструментом. Другое дело, что мы должны понимать его ограниченность в тонких, духовных моментах человеческого бытия, особенно в отношениях с Богом. Состояние веры я не отделяю от состояния молитвы. Молитва, происходящая в сердце человека, выводит его в совершенно иную сферу бытия. Он мироощущает, живет по-другому.
Молитвой, происходящей в сердце, я называю именно Иисусову молитву, которая происходит безвидно, безо́бразно, бесчувственно и в то же время очень реально, не мечтательно. Вид, образ, даже чувство будут заставлять тебя переживать Бога очень грубо, по-человечески, так как Он не есть. Поэтому в духовной практике православной молитвы Иисусовой одним из главных условий является нахождение ума не в голове, а в сердце.
И здесь смысл не только в сосредоточении. Рассудок мыслит образами, логическими цепочками, которые будут постоянно отвлекать ум от главного. Но, что ещё очень важно, природа Бога такова, что она мыслится, переживается не в том формате. Она безо́бразна и в то же время очень реальна для того, кто в практике своей духовной жизни поймал правильный фокус своего духовного зрения.
Почему ты не видишь сердцем? Потому, что ты не привык, не научен им пользоваться, и в связи со своей незанятостью, неупотреблением нерв сердца стал атрофироваться. Если бы человека с рождения держали в совершенно тёмной комнате, его зрительный нерв отмер бы в связи с незанятостью. И человек сказал бы: «Я ничего не вижу, значит, ничего нет».
Это трагедия, но не катастрофа. Существуют реальные рецепты восстановления жизнедеятельности нашего сердца, не как насоса, перекачивающего кровь, а как органа духовного зрения. Нужно просто дать ему духовную работу. Православная аскетика даёт целый ряд рецептов для работы сердца. Это и пост, и труды для усмирения бунтующей плоти, и послушание, которое ломает наше ЭГО «Я», и многое другое. Но самым главным можно назвать молитву, которая должна практически переходить по мере духовного роста из области говорения в область состояния. Неслучайно словесная форма молитвы святых отцов по мере их приближения к Богу сокращалась и, в конце концов, переходила в форму благоговейного молчания, которое было глубже и богаче любого слова.
Говоря о самом высоком и тем самым как бы определяя вектор нашего духовного движения, сразу обращаю внимание на то, что духовное делание предполагает постепенность, огромное терпение, стабильность и избегание эмоциональной разгоряченности. Конечно, необходим совет тех, кто знает эту науку.
В сущности, Молитвой отцы называют именно молитву Иисусову, всё же остальное – псалмопением, как то: чтение Псалтири, канонов и акафистов. Псалмопение может быть подготовительной фазой перед молитвой Иисусовой, настройкой души на духовный лад. Но в связи со сложностью, повествовательностью текста оно мешает человеку войти в состояние безо́бразного мышления, которое необходимо для внимательной молитвы. Молитва Иисусова, в отличие от псалмопения, движется не поступательно вперёд, а по кругу, не выходя из простой короткой формы, которая сменяет одна другую, одну и ту же: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Что позволяет подвижнику уходить от образного, логического, сложного мышления во время молитвы в область безо́бразного, простого, точного.
Это не даётся легко и быстро. У некоторых это занимает годы, у других – десятилетия, даже при соблюдении главного условия постоянства. Кстати, постоянство, несмотря ни на что, и есть одно из самых главных качеств смирения. То есть когда человек определился со своей целью (Бог), он не сходит с заданного пути ни при каких условиях, даже если у него 10 лет ничего не получается, но он не отчаивается, не расстраивается, не опускает руки и всё же делает и делает своё дело. Это уже огромный результат. Он научается науке смирения, т.е. быть смирным, несмотря ни на что, мирным, мягким.
Это главное условие молитвы, её фундамент – смирение. Неслучайно, Господь сказал: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3). Нищие духом, т. е. смиренные, наследуют Царство Небесное, значит, обретут молитву, как принцип Боговидения. Можно сказать, что смирение неотделимо от состояния молитвы. Держа внимательную молитву, подвижник подобен канатоходцу: чуть вправо или влево – и ты потерял опору. Он должен быть очень чутким, гибким, мягким. Это позволяет ему не испугаться, не сорваться эмоционально. Равновесие в теле, в душе, а иначе – падение.
Ни терпение, ни смирение, ни внимание не достигаются усилием воли, только долгим опытом делания, несмотря ни на что. Поэтому в науке Иисусовой молитвы очень важную роль святые отцы отдавали количеству, которое со временем через науку смирения переходит в качество. И неслучайно первым этапом молитвы Иисусовой они определили молитву словесную. То есть когда подвижник занимает максимальную область своего духовного пространства сначала просто произношением этой молитвы. Максимально, т. е. со временем непрестанно.
Это реальность, когда человек делает одно и то же много раз, это переходит в привычку. Как часто мы говорим: «Привычка – вторая натура». Привычное мы делаем уже бессознательно, интуитивно. Но мы это делаем, это уже делание, если мы наряду со словесной формой будем постепенно стараться держать внимание в словах молитвы. Ни в коем случае не вдумываться в глубокий смысл. Просто держать ум в словах молитвы, оставляя его простым, несложным. Наша интуиция перейдет из бессознательного в сознательное, умное. Мы станем привыкать к состоянию молитвы, оставаясь в нём дольше и дольше. Именно к состоянию. От говорения – к состоянию.
Хочу подвести итог. Бога нужно искать в правильном направлении, не в логике, а в сердце. Нельзя говорить о сердце только как об органе чувств. Оно мыслит, видит, слышит. Там наш ум, в более тонких его возможностях, чем рассудок. Рассудок рассуждает, ум (сердце) даёт окончательную оценку. Это, во-первых.
Во-вторых, ум сердца нужно развивать. Это не происходит легко. Нужен духовный труд, который на всю жизнь, долгий и стабильный. В наставлении монахини Иулиании (заведующей иконописной мастерской Троице-Сергиевой лавры) есть такие слова: «Если ты хочешь научиться писать икону, тебе нужно делать это как можно чаще и усердней». Царствие Божие нудится, и употребляющий усилие достигает его.
И еще один важный момент. Не нужно быть чрезмерно серьёзным, зажатым, замороченным. Духовный труд должен идти просто, несложно. На Афоне один молодой монах говорил мне, что когда он попал в послушание к старцу Греку, то стал пылко его расспрашивать, как творить Иисусову молитву, на что тот очень просто ответил, вот так: протянул вперед руку с четками и произнес: «Кирие Иису Христэ, элейсон мэ». Но молодой монах начал допытываться о технике, дыхании и опять услышал в ответ: «Кирие Иису Христэ, элейсон мэ». То есть старец акцентировал внимание на главном, на том, что этим нужно заниматься много, долго, стабильно и иметь ум логически простым, не замороченным. Бог не видится сложным умом. Ум должен быть чистым, простым. Блажены чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8), – говорит Слово Божие.
И самое главное: это правда. Правда, подтверждённая тысячами православных святых. Людей таких же, как мы, но через подвиг, искренность, постоянство достигших состояния обо́жения. Когда Бог из трансцендентного, далёкого становится твоей реальностью, Богом – не идеей, а Богом Личностью уже без всяких сомнений.
Тогда ты воскликнешь: «Как я мог раньше быть неверующим?!»
Протоиерей Сергий БАРАНОВ.
Август 2015 г.
