Почему не получается послушание у вас? Почему все время на исповеди каемся и то же самое делаем? Послушание возможно только тогда, когда есть доверие, а не только смирение. Одного смирения не достаточно для послушания. В чем смысл, что я хочу вам объяснить, пожалуйста, попытайтесь уловить. Почему для послушания нужно и смирение, и доверие? Одного смирения недостаточно. Потому что, если вы слушаетесь только через смирение, вы говорите: «Да, духовник, не прав, но я смиряюсь, и поэтому творю послушание». Это послушание не приносит вам плода, вы все равно будете кувыркаться, у вас все равно будет одно и то же от исповеди к исповеди, от ссоры к ссоре, от скандала к скандалу. Будет одно и то же, если вы считаете себя правыми, а слушаетесь только из смирения, потому что Бог велел вам смиряться. Не получится, постоянно будете соскакивать. К смирению нужно еще иметь доверие. Если ты доверяешь, то ты доверяешь, если нет – то все это пустое, у вас не получится. Если вы слушаетесь: «Ну да, игуменья сейчас чудит, но я смирюсь…» – это уже бесовское смирение, это не духовное смирение. «Духовник сейчас не прав, я же лучше понимаю, он не прав, но я смиряюсь, иду на исповедь и говорю: «Простите, я согрешила против вас», – а сама я ухожу с тем, что смириться – смирилась, а правоту свою уношу с собой», и поэтому ничего не получается, как воду в решете – туда-сюда, туда-сюда.
Эта правота – бесовская правота, избави Бог нас от нее, потому что потуги будут, а результата не будет, будут старания, а результата не будет, будут исповеди, а результата не будет. Каждая исповедь – одно и то же, одно и то же. Если вы на исповедь еще подходите, чтобы меня в чем-то убедить, – не надо меня убеждать. Пожалуйста, как хотите. Вот сейчас сестра N ко мне подошла и убедила меня, что ей надо ехать в Москву, потому что она два года не видела свою внучку, детей. Она убедила меня. Она не подошла и не спросила меня, а как я считаю. Ей мнение мое не нужно было, ей нужно было благословение. «Я соскучилась по родным». Ты, когда постригалась в монашество, понимала, куда ты идешь? Ладно, пожалуйста, езжайте… Сколько? Три дня, десять дней? А можно больше? Пожалуйста, езжайте. Хотите на полгода. Это ваша беда, не моя. Одна небольшая деталь потянула за собой другую сестру: «А я тоже не видела свою семью…» Цепная реакция пошла к другим: «Они двое не видели, а я тоже не видела». Если бы сестра подошла и спросила: «Батюшка, а как вы считаете, полезно мне было бы тоже съездить?», но она не спросила, она сказала: «А что, эта едет, а я тоже хочу, я тоже поеду, я старая, мне нужно умирать, мне нужно поехать и примириться». А вот, как духовник, я вам скажу, что сразу увидел ситуацию наперед. Как вы приезжаете примиряться к своей неверующей снохе, к своему сыну? Вы начинаете говорить на какие-то духовные темы, на темы примирения; эти темы зацепляют за собой все темы, за что вы просите примирения, что между вами было, и вы приезжаете, не примирившись, а разбившись вдребезги через эту поездку, через это примирение. Это бес вам про примирение говорит. Примиряться нужно было перед постригом. Собралась в монашество? Пошла, раздала имущество, попросила у всех прощения и пошла на постриг, как на смерть. Сейчас говорит: «Я могу со дня на день умереть, сейчас же отпустите меня в Москву». Ты хочешь в поезде помереть или в Москве на вокзале где-нибудь? Если ты собираешься помирать – помирай по-монашески, в монастыре помирай. А дети и внуки – молитву твори за них, это все, что ты можешь, ты уже умерла давно для них.
Каждый день: «А можно мне позвонить? А можно мне позвонить?» Иногда даже еще не знают причины позвонить, просто очень захотелось, начинаешь спрашивать – и тут только начинают придумывать причину. Причина начинает подкладываться под то, что хочется. Вам не человек нужен, которому вы звоните, вам общение нужно, поговорить, пообщаться. А можно туда позвонить? А можно туда съездить? А можно внуков понянчить? Да пусть приедут сюда, мы же не против, пусть приезжают. Самое главное, что цепная реакция начинается. Даже не относительно этого, одному разреши в связи с болезнью в келью носить суп – сразу другая закашляла: «Батюшка, что-то плохо себя чувствую, можно мне суп в келью?» Сразу бесы в горле запершат. Вы не подходите и не спрашиваете мое мнение, вы подходите и спрашиваете по факту благословения на ваши вопросы, которые вы уже решили. Зачем? Иди, пожалуйста. Можно я выйду с монастыря? У нас не такой монастырь, в котором мы будем держать. А как мы можем удержать? Если человек хочет уйти, – он все равно уйдет.
На все, о чем вы упрашиваете меня, в конце концов, конечно, я скажу: пожалуйста, как хотите, но это не благословение, это ваша воля, которую просто вы выпросили. На исповедь пришли каяться, и начинают убеждать меня, что я не понял, что не правильно понял, что все по-другому, и надо благословить, как она говорит. Не я же пришел к тебе исповедоваться? Ты же ко мне пришла исповедоваться. Исповедоваться или убеждать меня в своей правоте? Я, в конце концов, тоже скажу: «Ну ладно, пусть будет так, хочешь так – пусть будет так». – «Да нет, вы не поняли, вы послушайте, понимаете…» А зачем духовник, которому вы не доверяете? Перед которым вы смиряетесь, но которому вы не доверяете? Я смиряюсь, потому что нужно смиряться, потому что он духовник, а доверять… Я же понимаю, что он тоже человек, он тоже что-то не понимает, грешит, часто тут не бывает, не знает наших дел, а мы-то знаем… Живите сами тогда.
Я раньше не понимал, молодой был, как прп. Сергий Радонежский мог допустить такую слабость – ночью уйти из монастыря. Это не слабость была, а просто констатация факта – он там перестал быть нужным, он собрался и ушел в другое место и основал другой монастырь, потом братья пришли за ним. Если духовник нужен только как обслуживатель ваш, то не нужен такой духовник. А если духовник нужен как духовник, то вы слушайте тогда, а не просто смиряйтесь, это не хорошее духовничество, не хорошее послушание, когда вы приходите на исповедь и мужественно смиряетесь: «Я смиряюсь, я согрешила против вас, роптала», а суть-то не изменилась ни в чем, ты как считала себя правой, ты так и ушла со своей правотой. Ты просто попросила прощения фактически, юридически, потому что нужно. А потом удивляются, что же ничего не происходит, все как было, так и есть, от исповеди к исповеди, одно и то же. Потому что ты ушла со своей правотой, и опять придешь со своей правотой. «Простите меня, я согрешила». Ты согрешила не тем, что исполнила, а тем, что согласилась, за этим идет действие. Ты согласилась, что «он не прав, а я, конечно, права, но я же смиренная, я приду и поисповедуюсь, но все-таки он не прав». Это я говорю не с обидой, я мог бы промолчать и все. Это я говорю, чтобы вы увидели – в чем камешек, через который вы спотыкаетесь все время. Один и тот же камень. Лежат посреди монастыря грабли, ходят все в шишках, и будут ходить через эти грабли, и ни у кого ума не хватает убрать эти грабли с дороги. Нет, будем биться, биться, биться и все равно на эти грабли наступать.
Вы поняли суть, о чем я вам говорил? Не смирение, а доверие. С доверия начинается. Нельзя перед Богом даже смириться, не доверив Ему. Почему у нас с Богом возникают конфликты? Конечно, мы понимаем, кто мы и кто Он, мы должны смиряться. Но мы не доверяем Ему, мы думаем, что опять Он ошибся. Даже Богу говорим: «Ну вот, я же знала, что так, Господи, а Ты ошибся». Ты знаешь на этот отрезок времени, ты не видишь, куда Бог смотрит, гораздо дальше. И сегодня тебе показалось, что Бог ошибся, а ты была права, но проходит время, двадцать лет, и думаешь: «Господи, помилуй, зачем мне эта правота нужна была».
Протоиерей Сергий Баранов
5 августа 2018 г.