О доверии к воле духовного отца

Дорогие мои, любимые сёстры, нынешние и будущие.

Я всем сердцем желаю блага и духовного процветания нашему родному монастырю и счастья во Христе каждой из вас.

Монашество должно быть большой радостью — и никак иначе. Если вы будете несчастны в стенах родной обители, это значит, что у вас что-то неблагополучно в духовной жизни. Скорби могут и должны быть, они могут приносить боль, переутомление, но ни в коем случае не несчастье.

Христиане и в искушениях должны быть счастливы, поскольку ничто не может разлучить их с Христом, то есть ничто внешнее, кроме их сознательных грехов, которые они творят по своей свободной воле. Вот здесь и несчастье, и скорбь.

Чтобы быть счастливыми и радостными в монастыре, нужно соблюдать правила духовной жизни, нарушая которые, вы теряете Христа как источник радости и всякого блага.

И никто, кроме вас самих, в этом не виноват.

Если вы говорите, что любите Христа, если это искренне, тогда слушайтесь Его, не огорчайте Его, не обманывайте. Если вы говорите, что любите меня как духовного отца, тогда, пожалуйста, слушайтесь меня, проявляйте уважение к тому, что я говорю и о чем прошу. Вы ведь уже испытали меня, что я не лукавлю перед вами, не обманываю вас. И не только испытали, но и сделали земной поклон перед постригом в знак отсечения своей воли и доверия к моей воле, воле вашего духовного отца. Тогда принимайте мою волю искренне, в простоте сердца, уже без испытаний и роптаний.

Воля Бога, согласующаяся с опытом святых отцов, говорит о том, что в женском монастыре над всеми стоит игуменья, геронтисса монастыря, а сестры берут у нее благословение и ей открывают свои помыслы.

Так со временем должно быть и у нас. Я говорю «со временем», потому что матушке Ксении нужно ещё возрасти в эту меру, да и вам тоже. Но чтобы возрасти, нужно, наконец, вступить на этот путь, не откладывая на завтра, иначе вы потеряете драгоценное время. Если вы однажды доверились мне, как своему духовному отцу, то должны принять искренне, без лукавства мою волю относительно матушки Ксении.

Когда-то моя воля совпала с волей архиерея, и мы определили ей быть старшей в нашем монастыре. Вам нужно это понять и принять раз и навсегда — как духовный закон, обсуждать который грешно и непорядочно перед нами.

Чем быстрее и искреннее вы примете это благословение, тем меньше скорбей будете иметь. Меньше скорбей и больше счастья и радости. Если кто-то не принимает матушку, то тем самым не принимает и меня, и моего благословения.

Если лукавый вам будет шептать, что она не совершенна, — ну, так и я не совершенен, и архиерей. Но ведь и вы не совершенны. Так лучше быть в послушании у несовершенного, но поставленного Богом, чем у себя самого, гордого и непослушного.

Своеволие — это самое страшное в монастыре. Я не разделяю понятия «худоволие» (творение плохого) и «доброволие» (творение якобы доброго). Если вы это делаете без благословения, то всё это — своеволие. И это очень и очень плохо.

Пожалуйста, будьте послушными до мелочей, не обсуждайте данные вам благословения, а тем более, избави Бог, не осуждайте их. Делайте всё по любви, без роптания и рассуждения — и это будет вашим счастьем.

Строптивому народу Господь даёт строгого руководителя, доброму — доброго.

Если вам покажется, что матушка с вами строга, подумайте, может быть, вы сами это заслужили. Смиритесь — и вам станет значительно легче.

Никто не приходит в монашество за худым, но все приходят с желанием хорошего. Худое бывает от неправильного поведения, от нарушения духовных законов, основой основ которых является послушание по любви. Если вы не воспитаете в себе послушания, то будете глубоко несчастны, и каждый день будет давать вам для этого повод.

И ещё. Своим непослушанием вы будете постоянно огорчать меня — и здесь, и за гробом. А самое главное, вы тем самым будете огорчать и Бога, нашего любимого Христа, и Богородицу.

Я искренне, по-отцовски, желаю вам совершенства. Будьте скромными, послушными, скорыми в послушании, немногословными, не спорливыми, не ворчливыми, нежными, скромными и добрыми, как овечки.

Любите и слушайтесь матушку Ксению больше, чем родную мать. Слушайтесь так, как будто за ней стоит Христос, — и будьте счастливы.

Другого пути для вас нет.

 

Протоиерей Сергий Баранов

13 марта 2016 г.

Проповедь об отношениях с духовником

Вот сейчас мы читали акафист «Слава Богу за все» и, по большому счету, благодарили Бога не только за минуты радости, но за все. Как и в произведении Серафима Вырицкого «От меня это было». То есть мы должны понимать, что всё посылается Богом. Не только счастье, не только радость, не только комфорт, не только уют. Вот это очень важный момент духовной жизни, необходимо, чтобы вы уловили его, почувствовали. Если бы люди были благодарны Богу только за минуты радости, то не было бы бескорыстия, доверия в наших отношениях.

Бог посылает не только радости, но и скорби, как любящий отец. Бог-Любовь часто как бы по-земному сердится на нас. Потому что Он любит нас и печалится о нас.

Но сколько людей на свете любят Бога Таким, Какой Он есть в наших отношениях с Ним: когда мы Его не понимаем, когда Он, как нам кажется, доставляет дискомфорт, даже раздражение? Это не значит, что Бог сердитый или злой. Он вообще совершенный, и Ему не присущи в Его совершенстве ни радость, ни сердитость, потому что Он всегда выше состояния довольства. Но Он входит в эти отношения именно ради нас, потому что мы находимся во времени. И Он к нам сходит в эти отношения, чтобы нас вырастить до Своего совершенства.

Вот эти отношения с Богом очень сильно напоминают отношения духовника с пасомым. Если чадо любит духовника только, допустим, за его доброту и не любит в минуты замечаний, укоров, встряски, то, значит, это чадо не любит духовника, а любит самого себя. Духовника же любит только потому, что тот ему доставляет покой и комфорт. Это очень важные отношения, если вы их не поймете, ничего не получится.

Недавно я так расстроился: одна сестра мне сказала, что ей в минуты скорби нужно найти кого-то, с кем бы поделиться, душу свою кому-то раскрыть. Я в тот момент подумал, что у нас не состоялись отношения, потому что она не пытается открыть душу мне, а ищет кого-то. А если отношения не состоятся, то ничего не совершится. Как Господь говорит, что если вы не любите даже того, кого видите, то как будете любить Меня, когда не видите? Правильно Он говорит: если мы не можем отношения между собой выстроить здесь, в земном разрезе, то как мы их с Богом будем выстраивать? Потому что, по большому счету, и Он же с нами часто бывает в тех отношениях, когда мы на Него сердимся даже, говорим: «Господи, я Тебя не понимаю. Господи, а за что? А почему?» Такие слова мы часто Богу задаем в своем несовершенстве.

Очень похожи наши отношения с духовником и со Христом. Они строятся даже не через слово. Вот сейчас, когда мы пели на молебне, я в какой-то момент перестал рукой махать. Почему? Вспоминаю монахиню Тамару из Оренбурга. Она переехала из украинского монастыря, была регентом с довоенного времени. Мне довелось наблюдать, как она регентовала: никогда не дирижировала рукой, но все пели слаженно. В монастырском хоре регент вообще не машет руками, он поёт ведущим голосом, а все остальные под него голоса выстраивают. В приходском же хоре иногда возникает проблема с появлением профессиональных музыкантов. Хоровики всегда лучше встраиваются в церковный хор, потому что у них есть навык коллективного пения. А другие всегда солируют, и с ними очень трудно. Монастырский хор может петь под ведущий голос, но нужно хорошее чутьё, чтобы не вылезти где-то, а идти всегда вторым.

Почему я сейчас на примере клироса вам объясняю? Точно так же происходит в духовной жизни. Духовника нужно не слышать, а чувствовать. И это происходит даже не через слова. Многие духовники могли даже почти не разговаривать со своим учеником. К преподобному Пимену Великому пришел ученик, спрашивает: «Что мне делать?». Старец ему отвечает: «Ничего не делай. То, что я делаю, то и ты делай». Когда, живя вместе, занимаешь второй номер (старец первый, а ты второй), начинаешь лучше слышать ведущий голос. Пока ты не на втором месте, не сможешь услышать, потому что твоё равенство будет мешать. А когда ты второй, – постоянно прислушиваешься. Нужно слышать духовника даже без слов.

Некоторые иногда возмущаются: почему мало говорите? Да если на уровне духа мы друг друга не чувствуем, то бесполезно даже говорить, вы и слова моего не услышите. Тут духовное чутьё нужно, духовная деликатность требуется. Духовное чутьё мне иногда помогает: служу в храме, и когда служба затягивается или нестройно идет, спиной чувствую, как людям тяжело. Это ощущается. Духовной деликатности у меня, наверное, нет, а вот у праведных людей, когда они чувствуют, что обижают человека не то что словом, а даже без слов, они чётко воспринимают.

Духовная деликатность, воспитанность нам с вами просто необходимы. Вот, к примеру, вы, матушка, сейчас постоянно с телефоном бегали. Нужно чувствовать, что молебен идёт, должно быть неудобно, понимаете? Вот я сейчас на трапезе, мне позвонили из Оренбурга, я мог ответить, но мне неловко было перед матушкой, что она читает, а я буду по телефону разговаривать. Я решил после трапезы перезвонить и отключил. А вы ходите по храму и говорите по телефону. Конечно, вы это не сознательно делаете, просто не чувствуете этого. Нужно чувствовать. И если вы не почувствуете, не поймете, на чём строятся отношения, у вас никогда не будет духовника, нигде. Вы перейдёте в другой монастырь, найдёте даже святого, а у вас всё равно будут претензии даже к нему. И с Богом не будет отношений, потому что Бог не только конфетки раздаёт. Он где-то шлёпнет, иногда нам кажется, что Он повернулся к нам спиной, вообще отвернулся от нас. Мы молимся, а Он нас не слышит, и мы думаем, что Он равнодушен к нам, что Он черствый, нелюбящий. И в эти минуты мы тоже можем на Бога обидеться.

Надо учиться выстраивать отношения не из-за чего-то, а просто так, не из-за комфорта, не из-за добрых слов, а просто потому, что эти отношения нужны. По большому счету, если бы духовники где-то по-человечески не ворчали на своих чад, где-то бы не наказывали, то их духовные чада находились бы в иллюзии. Они просто были бы в облаке их любви, но не получали бы необходимого. Есть такое выражение: «Свят, но не искусен». Кто не прошел искушение, тот не искусен. Кому-то Бог дал состояние духовное, может быть, от рождения, от свойств характера, от обстоятельств, и вот он как бы находится в этой области святости. И нрав у него тихий, кроткий, спокойный с детства, и сердце доброе и послушное. Это действительно святые люди, но святые отцы говорят, что советоваться лучше не с ними, потому что у них нет опыта преодоления препятствий, преодоления искушений.

И вот, коль по поводу мобильника завели речь, давайте, матушка, отказывайтесь от него. Если нужно позвонить, подойдите на вахту. А вот так, чтобы каждый день на телефон деньги класть, – это неправильно. Наверное, надо вырастать из этого. Не нужно, чтобы у каждого был телефон. Это не по-монашески. Кстати, когда Патриарх Кирилл на Афон приехал и увидел у некоторых монахов сотовые телефоны, он был очень смущён. Ведь, казалось бы, Афон должен быть примером, а там монахи с телефонами.

Отец Рафаил рассказывал, что на Афоне этих телефонов в море, наверное, тысяча лежит. Потому что они как змеи заползают в кельи, монахи их принимают, а через месяц они понимают, что попали в рабство и выбрасывают телефоны в море. А затем какой-нибудь добрый паломник опять привозит мобильник. Вроде бы, добрый паломник, но через него «змея» заползает, через доброго. И опять монаху искушение, и вновь в море летит этот телефон. Понимаю, что иногда необходимо позвонить. И у вас есть вариант: подойдите на вахту. Это поможет не зависать на телефонах, а уже взвешивать, действительно ли вам нужно позвонить или просто вас помыслы искушают, что нужно кому-то позвонить. Иногда лучше, если ты кого-то не найдешь, с телефоном больше беды.

Иногда я так смущаюсь: священники мирские на исповеди говорят, как их искушает Интернет, на какие сайты они попадают и что не могут сразу отказаться от этого. Просто срам бывает. Что делать? Нужно отказаться и никогда не заходить туда.

В общем, надо понимать: если вы надеетесь, что в монастыре будут какие-то идеальные отношения и все друг друга целуют, любят, это значит – вы уже в прелести. Вы планируете так идти, но у вас не получится, вы споткнетесь, и у вас будет большая беда. Искушения нужно предполагать, но в то же время запомните слова Господа: Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят (Лк. 17, 1). То есть надо быть готовым к искушениям от близких, но сам не оправдывай себя и этим не искушай никого, потому что ты будешь судим за это. В монастыре Господь помогает смирить свою гордыню, а смирить её можно, только пройдя науку. Нельзя по книжке научиться смирению. Это неправда, фантастика какая-то. Смирению можно научиться только опытным путём, претерпевая, переживая искушения.

 

Протоиерей Сергий Баранов

1 января 2016 г.

Если не ко Христу, то, значит, в обратном направлении

Я вас прошу, пожалуйста, не ослабевайте в своем движении ко Христу. Монах с каждым днём, с каждым годом должен ещё упорнее идти вперёд. Нельзя сдавать. Наше движение прямолинейное: либо ко Христу, либо в обратном направлении. И шаг назад – это очень страшно. Шаг назад – это значит шаг от Христа, в сторону сатаны. Если мы сегодня не делаем шаг ко Христу, значит, мы делаем шаг в другую сторону, и нужно этого бояться. А другая сторона очень ждёт. Сатана очень хочет погубить всех нас, все наши души, потому что он понимает, что ему наследован ад. И он в своей злости, в своей ненависти, в отчаянии от того, что уже ничего не может поправить, старается всех нас затянуть с собой туда.

Иногда человек снисходительно относится к своим грехам, которые считает малыми. Но ведь нет разницы – большой грех или малый. Можно ли, например, Родину предать по-малому или по-большому? Или какая разница, когда супруг изменил супруге по-малому или по-большому? Предательство не взвешивается на весах. Предательство – оно и есть предательство. Поэтому никогда не думайте, что малые грехи мало значат. Бойтесь, остерегайтесь даже малого греха.

Каждый из нас знает: сегодня не прочитал правило – завтра в два раза будет тяжелее вставать на правило. А если мы неделю не почитаем правило? Нас это откинет уже ого-го-го куда. Поэтому будьте щепетильны в этих малых делах, будьте очень внимательны и строги к себе, будьте занудами не в отношении других, а в отношении себя. Не берите без благословения даже конфетку со стола, если её нельзя взять сейчас. Но если складываются какие-то крайние ситуации, всегда всё можно решить. Обратитесь к старшему, объяснитесь. Мы же все-таки любим друг друга и всегда услышим и пойдем навстречу, но только нужно брать благословение.

Если у кого-то появилось ослабление в духовной жизни, не затягивайте, сразу идите исповедоваться, исправляйтесь. Потому что, чем дольше вы будете тянуть с покаянием, тем вам сложнее будет из этого выбраться. Как из болота – чем глубже засасывает, тем меньше шансов на спасение.

Это касается не только монашества, а христианства вообще. Некоторые очень легкомысленно относятся в своей жизни. Им кажется, что они пришли в этот мир, чтобы насладиться им, пожить всласть, а вопросы спасения встанут потом, ближе к смерти. Да нет. Весь период жизни – это или ты идешь ко спасению, или нет. Или ты лепишь каждый день своё спасение, или у тебя это всё рассыпается. Духовная жизнь не сиюминутна. Это процесс, который должен длиться всю жизнь. Или ты христианин, или ты не христианин, и тогда впереди – ад, погибель. Не ослабевайте, не нарушайте устав, в осуждения, в непослушание не впадайте. Сразу всё это исправляйте.

Вчера я приехал от иеромонаха Феодора, запрещённого в служении. Мне так его жалко, у меня прямо ком в горле стоит. Вижу, что он такой же человек, как все мы. Но сатана где-то его поймал… Засасывает, засасывает нерадение. Чуть-чуть нерадения – и всё. Очень сложно сдержать наши страсти, на это очень много сил надо. Чуть-чуть нерадения – они вырастут, корни дадут.

Человеку в своей жизни очень важно иметь крепость духа. Но как её обрести? Крепость тела возрастает, когда мы делаем физические упражнения. А для крепости духа необходимы духовные упражнения, надо жить духовной жизнью. Необходимо отказывать своему Я, смирять его, сокрушать своё Я. Наше тело не хочет трудиться, хочется нежиться, а человек берёт и ломает вот эту неохоту. Так же и в духовном. Человек ломает неохоту молиться, неохоту духовно трудиться… И так постепенно-постепенно крепчает его дух. Конечно, для этого времени нужно очень много. Время, стабильность, усердие, постоянство – всё это делает человека.

В моей памяти навсегда остался случай из детства. Из другого города на каникулы приехал один мальчик. В то время ребята с нашего двора очень увлекались турником. А он был физически такой немощный, что не мог даже ни разу подтянуться, не говоря уже о каких-то упражнениях. С тех пор прошло лет 40, а я до сегодняшнего дня помню его силу воли. Он стал ходить к турнику каждый день – утром, в обед, вечером и к концу второго месяца стал такие кренделя выделывать! Все мы были просто поражены и смотрели, рты открыв: как это он смог за два месяца так преуспеть? А все очень просто: усердие и целеустремленность дали такой результат.

В любом деле усердие нужно. И этому можно научиться. Недавно ко мне приехал друг-священник и с радостью стал рассказывать: «Ты меня столько тащил к Иисусовой молитве, а у меня всё не получалось: много раз начинал – бросал, начинал – бросал… Но теперь уже точно не брошу, а знаешь, почему? Потому что я стал вкушать плоды Иисусовой молитвы. У меня ум очень рассеянный, мечтательный такой с детства, и мне очень тяжело его собрать. Но сейчас вижу, что даже с таким мечтательным умом я чего-то уже достиг». И я рад, что человек понял: это не теория, это очень реально.

Вы мне рассказывали, что бывает такое состояние, когда Иисусова молитва не идёт, ничего не хочется и молиться не хочется. Как из этого состояния выйти? Много раз уже говорил вам об этом, повторю еще раз: начало Иисусовой, крепость Иисусовой, фундамент Иисусовой – это терпение. Вы все мне на исповеди говорите одно и то же, что в течение двух уставных часов Иисусовой молитвы полтора часа более-менее выдерживаете, а потом начинаете засыпать. Но последние полчаса очень важны для вас. Потому что в это время тренируется не внимание, а терпение. Без терпения же невозможна никакая духовная жизнь, невозможен никакой духовный подвиг. Вы не переживайте, что приходится бороться со сном, что у вас уже рассеивается внимание… Эти полчаса или для кого-то час не потеряны. Если вы всё-таки боретесь, вы проходите науку терпения. По словам апостола Павла, терпение соделывает искусство. То есть, чтобы искусным стать, надо пройти науку терпения, укрепиться в терпении. Терпеливый человек очень много может.

Поэтому вы не переживайте, что не хватает сил. Ведь, может быть, это самые драгоценные минуты, в которые вы понуждаете себя, боретесь. Святые отцы говорят: кто не в борении, тот в прелести. Борьба нужна духовная. Святые отцы даже начинали переживать, когда всё гладко: молитва идёт, никаких искушений, никакой тяготы. Значит, что-то тут не так. Нужна борьба всегда. Не бойтесь борьбы. Это наука смирения, которой я вас всё время пытаюсь научить.

Высшая степень науки смирения – это встречать любую борьбу мягко, не напрягаясь. Что бы ни случилось – оставаться мягким. Мягкий человек очень многое может. Его гни, мочаль, размазывай, а он снова встаёт и встаёт. А жёсткий человек ломается. Но этот уровень долгим-долгим опытом приобретается. Я вот вам сейчас говорю эти вещи, а сам-то не имею, потому что нужно долго-долго одно и то же делать.

Знаете, мальчишки очень любят фильм «Карате-пацан», где в роли бойца восточных единоборств – актер и каскадер Джеки Чан. Так вот, пришёл к учителю мальчик, которого на улице били, и говорит: «Научи меня карате, чтобы я защищался». Тот согласился: «Снимай куртку и вешай вот сюда». Мальчик снимает, вешает. Учитель продолжает: «Снимай, обратно надевай». И так – много-много раз… Пацан не может понять, ведь он пришёл учиться искусству боя, а тут дурь какая-то. Оказалось, залог успеха в рукопашном бою – долготерпение. Именно в этом заключается искусство и духовного боя, когда монахи-воины борются со своими страстями, с сатаной. Долготерпеливый выстоит до конца. Нужно научиться ломать внутренние противоречия, ломать своё «не хочу», ломать свою торопливость, ломать свои планы. Не как ты планируешь, а как Бог даст – так должно быть.

 

Протоиерей Сергий Баранов

23 августа 2015 г.

Проповедь на годовщину смерти монахини Магдалины (Мурашовой)

Когда душа выходит из тела – это очень непривычное для неё состояние. Оно незнакомо ей. Очень необычное, нестандартное. А всё, что для человека необычно, его пугает. И поэтому душа трепещет и пугается своего нового состояния, когда вдруг она разделяется с телом. С телом, в котором привыкла жить, которое она оценивает как свой дом. И вдруг она выходит и разделяется с ним, и от этого очень пугается.

Во-вторых, душа трепещет и пугается, потому что вдруг остаётся одна. Она пытается хватать своих родственников, кричать им. Но они в другом мире, они её не слышат. И вот это состояние одиночества тоже очень сильно пугает новопреставленную душу.

И, конечно, очень пугает её участь, потому что, когда душа выходит из тела, вмиг пелена с глаз спадает, и она вдруг видит себя обнаженной во всей полноте своих грехов. Видя количество своих грехов, она ещё больше ужасается и ждёт предстоящего суда. Она пугается, что ей нечем оправдаться – грехов очень много, а трудов очень мало. И вот это состояние одиночества, трепета и страха мы можем как-то ей облегчить, когда мы сугубо молимся об этой душе.

Наша молитва – это не просто сотрясание воздуха, не просто какая-то традиция. Наша молитва имеет бытие, она жива, она действенна. И поэтому, чем крепче молитва, чем внимательнее молитва, тем больше та одинокая душа получает от нас утешения. Она уже перестаёт переживать своё одиночество. Она начинает ощущать, что все-таки люди, оставшиеся в том мире, своей молитвой, своей любовью и своим участием находятся с ней и помогают ей.

Когда она избавляется от этого первого страха, от первого шока, она начинает понимать, что и Господь с ней. Поэтому она начинает так крепко молиться, как на земле никогда не молилась. Ведь на земле мы не переживаем вот этого крайнего страха. У нас всё как-то так вяло: вроде бы, страшно, а вроде бы, и нет. Но там всё настолько открыто и обострено, что душа понимает: она без Бога – ничто. Поэтому она начинает кричать, Богу молиться. Хорошо, если она в этой жизни научилась молиться. Ей там будет проще. А если она в этой жизни не приучила себя к словам: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», то там ей будет тяжело: непривычно, нетипично.

Царствие Небесное нашей сестре – монахине Магдалине.

Как быстро год прошёл, даже и не заметили. Кажется, только вот она была с нами, и уже год как её нет. Но для нас быстро, а кто его знает, как там ей этот год – долго или быстро. Там всё по-другому. Поэтому будем переживать за неё и, переживая, молиться: «Господи, упокой монахиню нашего монастыря!» Она умерла второй. Первой умерла монахиня Татиана. Но она не жила с нами. А монахиня Магдалина жила именно в нашем монастыре. За ней мы ухаживали, знали её… Царствие ей Небесное!

 

Протоиерей Сергий Баранов
9 июля 2015 г.

Слово перед Страстной пятницей

Мы могли бы жить в другой семье, в других обстоятельствах, жить совершенно другой жизнью, совершенно не зная о Христе. Не причащаться, не поститься, не исполнять правил, не быть в монашестве… И для нас это всё казалось бы нормальным и естественным. А теперь для нас это не только противоестественно, но и совершенно ненормально: как это так – сегодня, в Великий четверг, не быть в храме, не быть на Причастии, не быть на молитве? Как это так – вечером не прийти на правило, в Иисусовой молитве не сделать поклон?

Слава Богу, что для нас становится привычным это и непривычным то, светское. Как хорошо нам здесь быть. И представляете, как там? Некоторые люди уже на земле предвкушают адские страдания, и поэтому им уже настолько плохо здесь, на земле, что они лезут в петлю, совершают самый страшный грех. В человеке самый большой страх – это страх смерти, Богом заложенный. И вот бывают адские муки, которые здесь уже у человека превозмогают даже этот самый-самый большой страх, и человек кончает жизнь самоубийством.

Но, слава Богу, что здесь же, на земле, у нас есть святые. Некоторые говорят: «А что, ты был там со святым? Откуда ты знаешь, как там?» Отвечаю: «Нет, я с ним там не был, но просто настолько авторитет святого человека высок, что ему нельзя не верить». Если уж мы, грешники, требуем веры друг от друга, говорим: «Верь мне, я тебе честно говорю» и мы верим, то уж насколько авторитет святого выше. И мы тем более верим святым, которые нам рассказывают о райских состояниях, которые они уже переживали здесь, на земле.

Как же им не верить? Если им не верить, то кому верить? Вообще некому тогда верить. И поэтому, слава Богу, что мы имеем их высокий опыт, который нам говорит, что уже здесь, на земле, отчасти можно переживать рай, Царствие Небесное. Обращаясь к своим ученикам, Господь сказал: Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем (Мф.16, 28). О чём эти слова? О том, что некоторые еще до своей смерти через духовную жизнь – правильную, систематическую, искреннюю, усердную – уже сподобятся отчасти райского состояния. Состояния преподобничества, обо́жения.

И действительно, за две тысячи лет много-много таких людей было. Но и нам, грешным, Господь даёт маленькие-маленькие подарки, по сравнению с их огромной благодатью. Иначе мы бы просто не выдержали, ушли. Даёт нам как бы затравку такую: «Иди за Мной, иди за этой сладостью, ищи её, преумножай, делай её ещё больше и больше». И люди сначала идут причащаться, потому что так Церковь велит или мама с папой. А потом причащаются, так как уже не могут не причащаться. Ведь это их единственная радость: причащение, молитва, пост. Пост становится не чем-то ужасным, а радостью, через которую дается опыт всей духовной жизни. Поздравляю вас с Причастием. Конечно, нужно ещё всегда помнить, что Причастие – это очень ответственно. Даже если просто вникнуть в тайну Причастия… Нам даются Тело и Кровь. Рассмотрим само понятие «Тело и Кровь». Чтобы Тело на всех нас разделить, его нужно разрезать на куски. Чтобы Кровь нам дать, её нужно выпустить через рану, через рану в руках, ногах… Вот какой ценой дробится Тело.

Поэтому надо всегда со страхом подходить к Причастию, но не потому, что Бог покарает, а со страхом, что можем оскорбить Бога своим неблагоговейным отношением к святыне. Церковь говорит нам, что мы должны готовиться перед тем, как подойти к Причастию. Как готовиться? То есть собраться с мыслями, с духом, войти в это состояние, чтобы понимать, почему мы сейчас идем, что сейчас с нами произойдёт. И потом, конечно, надо сохранить это состояние. Нельзя забывать, что Причастие – это приобщение души к вечной жизни.

 

Протоиерей Сергий Баранов

9 апреля 2015 г.

В чем главный смысл спасения?

Мне сегодня нужно вам объяснить одну очень важную вещь. Дай Бог мне разум, чтобы донести её до вас. Объяснять её трудно, но в ней заключается главный смысл спасения, главный смысл Православия. Дай Бог, чтобы вы поняли, что я хочу сказать. Ведь это самое-самое главное в Евангелии, самое-самое главное во Христе.

Когда Адам и Ева лишились Бога, их ум помрачился, они стали думать наоборот, перевёрнуто, они перестали понимать то, что надо, и стали понимать то, что не надо. Это вот смысл прелести. Что такое бесовская прелесть? Когда переворачиваются мозги. Страшное дело, когда человек имеет искреннее желание, искренние намерения, но в связи со своей перевернутостью всё время делает наоборот. Он говорит: «Я хочу Бога», а всё время становится противником Бога. Он говорит: «Я хочу любви», а всё время приходит к войне. Страшно, когда переворачивается идея Бога, мудрость Бога, Его заповедей, Его правды – Божией правды, и люди всё оценивают шиворот-навыворот.

Я вам уже несколько раз говорил, что правда Божия от правды человеческой отличается тем, что правда человеческая всегда звучит как факт, как событие. А правда Божия всегда – как результат. То есть, как факт правда человеческая часто не совпадает с правдой Божией, которая всегда имеет результат положительный. И вот между правдой Божией и правдой человеческой имеется кардинальное различие. Потому что часто они бывают совершенно противоположны.

Допустим, что я в отчаянии скажу человеку правду как факт: «Ты грешник». А он пойдет и удавится. И моя правда станет великой неправдой. Я убью его, и как результат, моя правда станет неправдой. Вражда как факт может довести до мировой войны, до ссоры любимых супругов, которые друг друга любят. У меня был такой случай. Исповедовалась одна женщина, которая когда-то изменила мужу. Она в этом давно раскаялась, так как любит его, и он её любит. И она говорит: «Меня совесть мучает, может, мне сказать ему?» Я говорю: «Нет, нет, нет. Не надо, потому что в результате того, что ты ему скажешь правду, эта правда может убить ваши отношения, и вы расстанетесь. Правда Божия в том, что ты хоть и грешница, хоть у тебя есть этот грех, о котором он не знает, но вы в любви, вы вместе».

Подобные примеры можно приводить бесконечно. Самое главное – надо понять, что часто, очень часто человеческая правда с правдой Божией совершенно разнятся. Потому что человеческая правда часто имеет в итоге отрицательный результат, что-то плохое: ссоры, раздоры, разъединение, даже убийства и войны. А правда Божия вообще не как мысль, не как идея. Она как бытие. И бытие всегда благое. И никак иначе не может быть.

Почему очень трудно принимают и понимают Христа? Когда Он пришел, Его не понимали и Его учеников не понимали. Когда апостол Павел пришел в Ареопаг – верховный суд в Древней Греции – ему сказали, ты, мол, безумный, мелешь какую-то ерунду, иди отсюда. И Христос говорил вещи, которые человечество не только не понимало, они даже на сердце не ложились. Но у тех, кто Христа понял, жизнь совершенно переворачивается. Они из мрака на свет выходят. Из какой-то тяготы в радость окунаются.

В чем идея Христа? Главная идея, которая была, есть и будет? Когда Он говорит: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39) – человеческая правда этого не понимает. Потому что по-человечески это несправедливо. И человеческая справедливость не только не понимает, она бунтует против этого. Если тебя ударили по щеке необоснованно, грубо, по-хамски, то ты должен ответить по человеческой правде. Ведь это правда. Мы даже кричим об этом. Почему? Это несправедливо! Заповедь Бога о любви к врагам – это вообще безумие для нас. Господь же говорит о любви к врагам, имея в виду тех, кто нам досаждает несправедливо. Он даже не говорит о тех врагах, которых мы обидели. Говорит о тех врагах, которые нас оскорбляют, унижают, воруют, ударяют, бьют в щеку… Это для нас вообще непостижимо.

Почему непостижимо? Потому что мы постоянно пытаемся всё оценивать с точки зрения человеческой правды, человеческой справедливости и постоянно заходим в тупик. Мы не понимаем Христа. Мы не только не понимаем Христа, мы воюем против Христа. Там, внутри. У нас постоянно с Ним противоречия. Мы никак не поймем, что Он нам говорит не о правде как факте, а о правде как результате. Он говорит о мире, о любви, о том, что этот результат должен быть достигнут каким угодно средством – правдой или неправдой. Иначе, если этого нет, то никакая идея нас не согреет, не утешит, не умилит, не исцелит. Никакая идея, никакая человеческая правда. Пока у нас не будет самого результата, мы будем всё время говорить: «Сахар, сахар, сахар», но нам слаще не станет, пока мы этот кусочек не возьмем в рот.

Божья правда, думаю, понимается и принимается больше не мозгами, а сердцем, какой-то интуицией. Если бы мы поняли Божию правду, мы бы возненавидели человеческую и искали бы только Божию правду, потому что человеческая постоянно приносит нам горе. Все катаклизмы, все революции, все ссоры – всё это имеет основой человеческую правду. Каждый считает себя правым. Наверное, очень редко человек сознательно творит зло. Чаще всего человек думает, что он отстаивает правду. Но это его правда, его понимание, его мировоззрение. И он борется за эту правду, он даже убивает за эту правду, но результат получает страшный.

Когда мы ищем справедливости, мы убегаем от Бога. Когда мы ищем правды, мы поворачиваемся к Нему спиной, и нам постоянно плохо, плохо, плохо. Мы добиваемся человеческой правды и, казалось бы, должны быть удовлетворенными, радостными, должны чувствовать себя победителями, а нам всё хуже, хуже и хуже… Потому что мы всё время уходим от Бога дальше, дальше и дальше. Мы не должны осуждать не только тогда, когда человек не прав, но даже тогда, когда прав. Мы не должны осуждать вообще, в принципе, по природе. Потому что это приносит разделение, отдаляет одного человека от другого. Апостол Павел говорил, что хочет быть униженным за имя Христово. То есть он говорил о результате. Хотел быть со Христом и ради этого тоже хотел быть унижен, оклеветан. Готов быть неправым.

Я хочу, чтобы вы поняли: когда у вас наступает моральное удовлетворение, и вы чувствуете себя правыми, надо одуматься. Я хочу, чтобы в этот момент вы начинали переживать тревогу, начинали переживать трагедию. Трагедию от того, что вы правы. Это большая беда, это нас делает дураками, когда мы постоянно правы, это даёт нам право осуждать, это даёт нам право разъединяться. Хотя на человеческом уровне, на уровне человеческой правды мы правы, но результат у нас отрицательный.

Из-за человеческой правды могут разойтись супруги, могут разорвать отношения родные брат с сестрой. Из-за человеческой правды монахиня может уйти от духовника, может уйти из монастыря… В вашей духовной жизни когда-либо может появиться такой момент, когда вы увидите, что я в чем-то неправ, а вы правы, и это будет действительно так. Что тогда? В тот момент вы должны опечалиться, это ваша беда, это ваша катастрофа. Потому что по человеческой правде вы оказались правы, но как результат – вы потеряли отношения с духовником и остались одни. Смотрите, какой страшный результат.

Если вы будете всё время в человеческом мировоззрении, тогда это должно вас удовлетворять. Допустим, вы убеждаетесь в своей правоте. Вы довольны, вы радуетесь. Но это начало вашей катастрофы. Надо взмолиться Богу и сказать: «Господи, не надо мне, не хочу быть правой, хочу быть всё время неправой, даже когда я права. Хочу даже быть побитой, униженной, только бы не быть правой в этих отношениях». Это страшно, потому что результатом будет разделение. Если вы когда-нибудь скажете мне: «А ты сам такой!», – я замолчу, но это будет не обида, это будет ваша катастрофа. Вы будете правы, что я действительно сам такой, но вы потеряете со мной отношения потому, что как человек, я вынужден буду замолчать, мне совесть не позволит говорить. Но в результате вы останетесь одни. Правые, но одни. То есть по человеческой правде вы будете правы, но у вас будет большое бедствие.

Я спасаюсь вместе с вами и не могу быть святым сейчас, но если вы станете это видеть, а более того, еще и озвучивать, ваша катастрофа неминуема. Молитесь Богу: «Господи, дай мне видеть мою неправду и не дай, Бог, не дай мне видеть мою правду». Если этого не поймете, то всё, конец. Это касается не только отношений со мной, но и отношений между вами. Если ты отошла от сестры с чувством удовлетворения, что она сегодня оказалась неправа, – это не её беда, а твоя беда. Потому что ты уже изменила к ней отношение. И это твоё несчастье. Ты потеряла любовь, доверие к ней. Сегодня к ней, завтра к другой, после завтра к третьей; а потом ты можешь потерять отношения вообще со всем монастырем, а далее и со всем миром. Итак, будучи правыми, мы можем потерять всё. Представляете, какая катастрофа? Так что бойтесь правды. Просто, как огня, бойтесь правды. Если вы на исповеди мне когда-то говорите, что вам несправедливо сделали замечание, наказали, оскорбили, то можно считать, что вы пришли на исповедь с помраченным умом. Вы пришли искать человеческой правды. И даже на исповеди продолжаете терять Бога, терять Божию правду как результат. Вы теряете любовь, вы теряете мир.

Можно переспорить, в чем-то убедить весь мир, но остаться просто мертвым, пустым. Это катастрофа. Это касается отношений и с духовником, и со старшей сестрой, и между собой, это касается отношений вообще между людьми, даже незнакомыми. Никогда не допускайте такой тонкой нотки радостного тщеславия, что вы правы. Это ваша беда. Лучше бы вообще в ту сторону этих весов не иметь, лучше всё время себя осуждать.

Мне, конечно, это тяжело говорить потому, что я сам этим болею, но представляете, если я замолчу, что с вами будет? Если духовник не скажет, то кто вам будет говорить? Если вы потеряете доверие, это будет катастрофа.

В конце прошлого года, как вы помните, наш монастырь посетила комиссия из Патриархии, в составе которой была настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия г. Москвы игуменья Елисавета. У неё сложились хорошие впечатления о монастыре и монашеской общине, однако она сказала мне следующее: «У вас ещё нет никакого результата. Но если то, что вы имеете сегодня, удержите через 10 лет, тогда мы можем говорить о результате. Сейчас, пока вы в начале пути, у вас есть подъём, вдохновение, и вы на этом вдохновении что-то лепите. Надо посмотреть, что будет через 10 лет. Если всё сохранится, это будет прекрасный показательный монастырь. Если же вы начнёте расслабляться и терять даже то, что сейчас имеете, то это будет очень печально. Ведь монахи каждый день должны идти выше и выше».

Дорогие сестры, вспомните, какой подъем, какой порыв был у каждой из вас после пострига. Сравните с сегодняшним днём. Уже нет того? Вас уже не так беспокоят пререкания со старшими, неисполнение устава в мелочах. Если в первый месяц или в сорокоуст после пострига мы каждую деталь исполняли в точности, то через год уже какие-то мелочи стали опускать, потому что это мелочи. А представляете, что через 10 лет будет? Конец всему, что начинали. Бойтесь правды человеческой, радуйтесь, когда Вы неправы.

Вот знаете, бывает так, что споришь с кем-то, оказываешься неправым, твоя гордость болит, бунтует. Но стоит только расслабиться и сказать: «Господи, прости, я не прав», – и тут же, как в темной комнате свет включили: раз – и Бог вошёл. И твоя вот эта ломка, эта горесть превращается сразу в радость, потому что ты смирился. Да, ты неправый, но ты в радости, и это твоя правда. Ты оскорблённый, может, даже не по делу, но у тебя сохранилась молитва Иисусова, ты в радости.

Божия правда никому не нужна, кроме нас самих. Даже Богу не нужна она. Божия правда всегда работает для нас. Или это счастье, или несчастье. Лев Толстой какой умище был! Умирал с чувством правды. И куда он пошел? Сколько таких? Сколько таких «умных» монахов скитаются из монастыря в монастырь! Если послушаешь такого, то кажется, что говорит он всё так разумно, правильно. Но почему же он скитается тогда, места себе не найдет ни там, ни там? И мучается, и мучается, ходит туда-сюда…

Вы должны бояться правды человеческой. Если человечество всегда радуется своей правде, то монах должен бояться её, как огня, бежать от этой правды, даже близко не приближаться к ней. Чувство справедливости делает из монаха революционера, дурака делает.

Давайте вспомним грехопадение Адама и Евы. Бог с любовью спрашивает Адама: Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? (Быт. 3, 11). И тот начинает врать. В каком смысле врать? Как факт он правду говорит: Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел (Быт. 3, 12). И, как факт, это правда, но это большая неправда в отношении к Богу. Он оправдывается перед Ним, как бы валит на Него вину и предает любовь. Бог Еву спрашивает: «А ты что?» Она отвечает: «А мне змей дал, которого Ты создал». И опять она правду же говорит. Получается, по её правде – Бог виноват. Бог же создал? Бог же правит миром? Он создал эту ситуацию? Зачем Он её искусил? Опять она валит вину на Него. И она предает Его. В чём же беда? Они разделились с Богом, они потеряли Бога и остались одни со своей правдой. Адам со своей – что не он виноват, это Ева. И Ева со своей – что это не она, это змей. Но им стало не лучше, а только хуже, хуже и хуже.

Недавно я ночевал у отца Дионисия в Крестовоздвиженском монастыре. У них вечером была беседа, он книгу читал монахиням. Мне тоже захотелось послушать. Он читает, рассказывает, останавливается на том моменте, что в монастыре нехорошо ходить в кельи друг к другу. Сидят монахини, и вдруг одну из них как понесло! «А вот Катька ко мне в келью заходила и у меня украла…» Мне было так неловко, что стал свидетелем этого. И отцу Дионисию неловко передо мной. Все матушки тоже ёжатся. А её как понесло, она не может остановиться, кричать начала. Она воевала за правду, она поражена этой правдой, её мозг поражён этой правдой, и она, сумасшедшая, но она права…

Понимаете, насколько Евангелие не вписывается в рамки этого мира? Насколько оно не соответствует человеческому, мирскому мировоззрению. Поэтому оно для многих неудобоваримо вообще. А другие, вроде бы, понимают, что Евангелие – Божие, но оно жить мешает. И тогда его начинают трансформировать: какую-то часть брать и подстраивать под своё мировоззрение. Но это уже не Евангелие, это искажение Евангелия. Евангелие работает только в том ключе, как я вам сказал. Оно чуждо человеческой правде, потому что оно выше любой правды, потому что его правда – это мир, это любовь.

Всегда можно найти неправых – и у тебя будет миллион врагов. Но когда у человека есть враги, ведь это ад. И наоборот, когда у человека нет врагов, это – рай. Поэтому Господь и говорит о любви к врагам, что нужно оценивать не их поступки, не их злое сердце, а нужно оценивать результат. Именно результат всегда важен, а не правда.

Если я где-то вас поругал, и вы обиделись – это ваша большая беда. Расстроились и обиделись – это не одно и то же. Расстроились от того, что теряете отношения, – это нормально. Но обидеться – это значит ещё больше трещину расширить в отношениях. Не дай Бог. Не обижайтесь никогда. Если вы допускаете обиду, это ваша трагедия, это бес вам шепчет на ухо слова справедливости, которые убьют вас, вашу духовность.

Справедливость – это большая беда. Мой сын Серафим однажды нахулиганил, и я его так отчихвостил! А потом спать не смог. Справедливо наказал, а спать не могу – сердце так болит. Встал, пошёл, обнял его. Сердце-то болит… А что нам мешает мириться? Чувство справедливости. Понимаете? Чувство справедливости мешает, парализует всю нашу деятельность духовную. Чувство своей правоты и неправоты другого – это беда. Помните, я вам уже много раз говорил такие вещи, если ты поссорился с Богом, тебя старец с Ним примирит, а если ты поссорился со старцем, кто тебя с ним помирит? Ты останешься один.

 

Протоиерей Сергий Баранов

14 марта 2015 г.

Споры делают из нас бесноватых…

Дорогие сестры, хочу вам напомнить, что таинство веры заключается в том, что человек выключает своё рассуждение. Вот в монашестве необходима такая ситуация. Но то, что в миру сложнее, в монашестве легче приблизить к тому, чтобы максимально отключить свою логику и больше отдать сил, внимания молитве. Вы знаете, что на Иисусовой молитве нас нередко что-то отвлекает. Какие-то заботы, впечатления, переживания ненужные. Надо помнить: когда встаешь на молитву, берешь четки – всё, в это время Бог за нас обо всем заботится. Конечно, человеку очень сложно, пока он ещё в духовной жизни не нашел Бога. Не нашел Бога очень близко, чутко, лицом к лицу. Тогда он ещё ходит впотьмах, хотя чувствует, что Бог где-то вот здесь, в этой темноте, в этой безвидности. Но он ещё не ухватился за Него, и это состояние – еще не крепкая вера, а только какое-то преддверие, предощущение.

А с чего начинается таинство веры в полной мере? С таинства послушания, когда вы без рассуждения доверяетесь своему духовнику. Рассуждение о том – доверять или нет – уже будет хулой, кощунством. Вы рассуждали до того, как постригались. Когда матушка Ксения готовилась первой из вас к постригу, я ей говорил: «Сегодня кончается время твоего испытания меня. Сегодня последний день, а завтра – всё, завтра ты не имеешь права больше меня испытывать: ни мои дела, ни мои поступки, ни мои мысли, ни мои поручения. Сегодня ещё подумай и можешь ещё отвернуться, отказаться, а завтра ты уже не имеешь права». Я ей тогда говорил: «Если ты перестанешь меня слушаться, я в какой-то день тихонечко ночью уйду из монастыря, и будешь тут сама мучиться. Спорить не буду».

Эти отношения не в области обид, недоразумений, разочарований. Это просто: или есть духовная жизнь, или её нет. Если нет духовной жизни, значит, ад уже здесь. Если есть духовная жизнь, то в полной мере, по всем законам. Нельзя наполовину жить духовной жизнью. И это касается подражания святым не количеством поклонов, не серьезностью поста и сложностью аскезы, а внутренним, духовным подвигом.

У нас нет устава «наубой», у нас нет устава «насмерть», у нас нет такой работы, как в Дохиарском монастыре на Афоне. Слава Богу, у нас более-менее такой щадящий устав. Но в духовном плане, в отношениях у нас должно быть по максимуму, иначе ничего не получится. Если вы поссорились с духовником, а потом подходите мириться и говорите: «Простите меня, что я вас расстроила, но всё-таки у меня осталось несогласие», то в этом случае покаяние не состоялось. Вы должны не просить прощения, вы даже можете и не просить прощения. Но вы должны выкинуть свое несогласие, а иначе хоть миллион раз просите прощения, но если у вас остается несогласие, недоверие, то у вас не происходит таинства примирения.

Это так во всём. Вот, например, пришла ко мне на исповедь женщина и говорит: «Простите, я нахожусь в грехе, но не хочу его оставлять. Разрешите мне причаститься?» Говорю ей: «Нельзя». Не потому, что осуждаю её, но просто нельзя – духовный закон. Христос не войдет в неё. Другое дело, если бы она плакала и говорила: «Меня этот грех поработил, и я, стиснув зубы, буду пробовать от него избавиться. Не могу на сто процентов обещать, что смогу победить его, но буду всеми силами стараться». Это другая ситуация. Так и прощение. Человек размышляет: «Попрошу прощения, потому что Бог мне так велел, но я всё равно, конечно, прав». Это не прощение, это бесовское примирение: «Я всё равно права. Он же человек, и я человек, и ему свойственно ошибаться».

Да, относительно моих дел с Богом – у меня очень много ошибок, но относительно вас ко мне, дорогие сестры, не должно быть ошибок и рассуждения: «Он ошибается». Если вы допустили это (пусть даже духовник трижды неправильно сказал), то всё равно для вас он должен быть прав. Иначе вы не победите предосуждения, рассуждения, и в вас не будет совершенства. А самое главное – это не остаётся на месте, это начинает расти, расти, расти, умножаться, расширяться. И маленькая искорка может потом так растлеться! Если у вас вдруг появится недоверие или осуждение, рассуждение о делах духовной практики, значит, в нашем монастыре завелась плесень, которая когда-то разовьётся так, что все сожрет.

В Германии, если в доме появилась черная плесень, люди покидают этот дом, потому что черную плесень уже ничем не выведешь. Так что бойтесь «плесени», которая может в монастыре развиться. И это станет трагедией всей нашей духовной семьи. Монастырь должен радовать и насельниц, и тех, кто приезжает в монастырь. Но когда люди увидят отношения среди нас нехорошие, это будет их очень смущать и огорчать.

Если монах не преодолеет в себе чувство справедливости, он не сможет стать хорошим монахом. Если у вас после ссоры, после замечания, после каких-то недоразумений остается вот это: «Но я же была права, почему меня поругали?» – все, это конец вашему покаянию. Выкиньте из своего лексикона вообще слова «Я же была права». Они не монашеские. В монастыре это сатанинские слова, и от них только горе будет. Выкиньте вообще эти весы, которые взвешивают: «прав – неправ». Отключите ту часть мозга, которая за это ответственна. Если вы размышляете о том, кто был прав, вы находитесь в состоянии одержимости. И я тоже. И это беда страшная.

На Афоне действует следующий принцип. В кельи старшего монаха всегда зовут «геронда», то есть старец. И не важно – высокой он духовной жизни или невысокой, престарелого он возраста или среднего. Если он старший – всё, он старец, через него действует Бог. Правда, бывали крайние случаи, когда, например, этот старший искушал монахов уйти в раскол или в блуд, или ересь какую-то. Тогда по рассуждению или по совету они могли, например, оставить это место и уйти в другое, но только не оставаться в этом осуждении. Пока же ты не ушёл и у тебя нет благословения уходить, – не оценивай старшего никогда. Ни в коем случае не рассуждай. Это не деликатность, это не правила приличия, это закон духовный, который даёт ощущение или радости, или скорби. Или рай, или ад.

Был такой случай, когда паства изгнала своего епископа благочестивого. Но вместо него прислали такого деспота, что паства просто взвыла и стала молиться Богу, чтобы Он им опять поменял епископа. Тогда явился Бог и говорит: «Я бы прислал другого, но хуже не нашёл. Вы достойны именно такого. Вы хорошего изгнали, вот Я вам хуже не смог найти».

На Афоне послушание – основной монашеский закон. Там, конечно, может кто-то честно сказать: «Мы не всегда исполняем в силу нашей немощи». Но другого закона нет. Насколько ты не исполняешь – настолько в тебе беда развивается. Вы не смотрите на моё несовершенство. Закон послушания совершается не от совершенства духовника, а от смирения послушника, потому что Святой Дух там, где смирение и послушание. И Святой Дух врачует несовершенство духовника за смирение послушника.

Вообще Бог любую ситуацию может в корне изменить. Нередко нам кажется что-то неправильным. В духовной жизни случаются такие моменты, когда споришь с Богом и кажется, что неправильно что-то идет, не так надо. А потом смиряешься, и через время оказывается, что это и был единственный правильный вариант решения проблемы. Но в тот момент думаешь: почему Бог со мной так поступает? А Бог может все переменить: минус на плюс и наоборот. Это в Его власти.

Однажды на Афоне мы плыли на корабле с отцом Иосифом, доктором, который в Дохиаре келью получил. Он сетовал, что в наше время сложно, потому как нет старцев. Я ему тогда задал вопрос: «А зачем старцы, если нет послушников? Для кого они нужны, старцы, если послушников нет?» И он со мной согласился. Проблема в послушниках, а не в старцах. Старцы есть до сих пор, просто они молчат. В Древнем патерике описывается, как братья обратились к авве Пимену: «Отче, скажи нам слово на пользу». Он им отвечает: «Сейчас Бог отнял слово у старцев, потому что нет исполняющих это слово, поэтому нет и слова. Бог отнял у нас слово, поэтому мы молчим». Обращаюсь ко всем, кто несёт послушание: бойтесь малого, бойтесь мелочей. Вот чуть-чуть допустите трещинку, эта трещинка в пропасть превратится потом.

У меня бывали случаи, когда я чувствовал, что начальника не переспорить. Не в силу духовных каких-то там переживаний. Просто он начальник и всё. В армии так было, где-то на производстве… Он говорит на тебя несправедливо, а ты ему: «Простите». Но это всё равно не совершенное состояние, когда ты говоришь «Простите» от того, что не переспоришь. Нужно говорить «Простите», чтобы не заводить искушения в отношениях. Это совсем другое. Поэтому сделали вам замечание и, хотя кажется, что несправедливо, ответьте: «Простите» и делайте, как вам сказали. Но только не считайте, что вы правы и просто делаете одолжение. Это не от одолжения, а от закона духовной жизни. Нам нельзя спорить, споры делают из нас бесноватых.

 

Протоиерей Сергий Баранов

9 марта 2015 г.

А вдруг сегодня – на мытарства?..

Когда мы читаем, какие подвиги несли святые отцы, взять, к примеру, Серафима Саровского, Иосифа Исихаста и других, то даже в уме не укладывается, как эти люди могли вытерпеть порой нечеловеческие испытания. Что ими двигало, чтобы добровольно пойти на крайние ущемления в своей жизни?

Конечно, это искания Христа, ущемление своего Я ради Него. А ещё святые отцы размышляли так: «Сейчас я ущемлю себя в малом, потому что впереди у меня смерть, а может быть, и мученичество. И мытарства проходить еще предстоит. Впереди настолько всё страшное, настолько тяжелое. А что такое для меня – сегодня ограничить себя в малом? Ну, меньше поспать, меньше поесть, где-то уступить в споре…»

Святые отцы всегда переводили мысли на то, что впереди у них суд, впереди могут быть ещё скорби. К тому же неизвестно, какой смертью они умрут. Может быть, умрут не тихой смертью. Более того, такие старцы, как Паисий Афонский, Порфирий Кавсокаливит, вымаливали себе заболевание раком, сознательно понимая, какой смертью они будут умирать. К ним ведь многие обращались с такими болезнями, поэтому они в тонкостях знали о переживаниях, страданиях таких больных, насколько это бывает тяжело и страшно. И они понимали, как сами будут умирать: придётся через скорби, через боль пройти. И как в этой великой скорби не возроптать на Бога? Как не смалодушествовать, не потерять молитву, не потерять благодарность Богу? Ведь есть опасность в момент крайних искушений потерять доверие к Богу.

В минуты скорби некоторые люди, духовно не подготовленные, начинают роптать на Бога: «Я не верю Тебе, за что Ты мне это послал?» Или: «Как так, я Тебе молюсь, молюсь, а Ты скорбь мою не облегчаешь, а ещё и усугубляешь? Я Тебе молюсь, молюсь, а мне не легче, но ещё хуже…»
Надо понимать, насколько серьезными могут быть у нас впереди испытания и искушения: и до смерти, и в момент смерти, и после смерти. Не дай Бог нам на мытарствах не пройти какие-то испытания. Не дай Бог нам в ад попасть. И когда святые отцы немножко вперёд смотрели свою жизнь, какая она будет, то вот эти сегодняшние, сиюминутные какие-то искушения казались совсем малостью. Поэтому они ущемляли себя, готовясь к будущим искушениям.

Вот представьте, что сейчас нам на мытарства идти. Если у нас из-за какой-то мелочи – искушение, как же будем большее-то переносить? И это искушение, если его не остановить, может иметь серьезные последствия. Вы представляете, что нас ждёт, например, на мытарствах за осуждения? Перечитайте святых отцов. И такая, вроде бы, малость. Скажите, осуждать или не осуждать – это великий подвиг? Ну, страшнее, чем висеть на кресте? Но не осуждать же легче? Это я и себе, и вам говорю. Если я не буду говорить, мы все вместе так и будем в ад нестись.

Мы с отцом Симоном на днях были в техникуме по поводу заболевания компьютероманией, когда дети и молодые люди от неё с ума сходят. В конце беседы говорю ребятам: «Знаете, я вот сейчас сижу и чувствую, что процентов 90 из вас не верят, что с вами такое может случиться. С кем-то может произойти, но не с вами».

Вот это неверие, что с нами такого не будет, – это начало всех грехов. Нужно быть верующим не только в Бога, но и в то, что с нами что угодно может случиться. Нужно беспокоиться о том, что завтрашний день для нас может не наступить. А вдруг сейчас на мытарства? Мы всегда думаем, что у нас впереди ещё очень много времени, и мы потом всё поправим. А потом может не быть. Всегда сравнивайте, как нам легче победить сиюминутную мелочь сейчас или потом, на мытарствах, когда уже не сможем отмотать время назад и этот миг по-другому прожить. Когда уже назад нельзя повернуть.

Вот поэтому с одной стороны подвижниками руководила любовь к Богу, а с другой стороны – страх. Начало премудрости – страх Божий. И начинается всё со страха. Любовь приобретается потом. Начинается со страха просто потому, что мы иногда – как животные. Животные живут инстинктами. Ими движет инстинкт страха, инстинкт боли, а любовь – это уже у совершенных. Поэтому тоже пользуйтесь страхом. И страхом смертным, страхом наказания. Господь наказывает не из ненависти, не из гнева, а для вразумления, чтобы мы встряхнулись.

Иногда надо подумать: вот из-за чего копья-то ломаем? Стоило бы из-за чего? А то, порой, из-за каких-то бытовых вещей, простых, примитивных. У нас в соседях девочка жила. И у неё такой характер был удивительный. Мама ставит ей компот на стол, а она говорит: «Мам, я чаёк хочу». Мама ей: «Компот – я сказала!». – «Ну, компотик так компотик», – безропотно соглашалась девочка. И нет проблем. Она не спрашивала: «Почему?» Эти вот «почему» – начало всех скорбей. Не монашеское слово «почему».

 

Протоиерей Сергий Баранов

22 января 2015 г.

Надгробное слово при погребении монахини Магдалины (Мурашовой)

Каждый человек должен переживать память смертную. Тогда он станет оценивать всё как временное, как суетное, как скоропреходящее. И к чему бы он ни примеривался в своей жизни, на что бы ни строил планы, он будет видеть через эту память смертную, что всё рассыпается и теряется.

Память смертная есть дар Божий. Это очень драгоценный дар, который помогает человеку жить мудро и праведно. И умирать правильно помогает. Дар памяти смертной помогает оценивать всё очень мудро и трезво. И тогда человек в этой жизни уже ничего не выбирает земного. А выбирает небесное, так как видит, что всё скоропреходящее. А небесное – это вечное. И тем более, что вечность еще и благая, потому как человек выбирает не просто вечность, а вечность со Христом, с Богом. И эта вечность в монашестве начинается уже здесь, в земном отрезке бытия каждого человека.

Матушка Магдалина дает нам такой урок. Сегодня ушла она, завтра кто-то из нас. Это непреложный закон. Люди не церковные по своей глупости бегут от памяти смертной. Бегут от этой драгоценности. Как будто, если они об этом не будут думать, то смерть к ним не придёт. К каждому придёт – думай не думай. Но когда ты думаешь о смерти, когда ты переживаешь таинство смерти, тогда начинаешь выстраивать свою жизнь очень мудро. Во-первых, ты живешь со страхом Божиим и всё делаешь со страхом Божиим. Потому что как бы завтра тебе на суд. Во-вторых, ты ни к чему не прилепляешься как к не очень ценному, потому что всё скоропреходящее. И, в-третьих, тебя никакие скорби не угнетают и сильно не расстраивают, потому что ты их тоже переносишь как что-то временное.

И радости земные – временные. И скорби земные – временные. Поэтому жизнь монаха, хорошего монаха, ровная. Она тихая, так как его ничто не тревожит. Настоящее, глубокое, духовное смирение – это когда человек оценивает все как скоропреходящее, как неценное, как временное, поэтому ничто не нарушает его внутреннего мира, внутреннего покоя, внутренней сосредоточенности. Ни скорби, ни радости не приводят его в эйфорию. И такой человек становится мирным, тихим, спокойным, настоящим монахом.

Матушка Магдалина приняла монашеский постриг во времена гонений на Церковь. Чтобы совершить такой шаг в ту пору, было необходимо большое мужество. Хотя бы даже для того, чтобы переступить через непонимание окружающих того советского времени. И это можно назвать подвигом. К сожалению, она не могла жить в монастыре, и ей было трудно достигнуть совершенства духовной жизни, потому что для этого условия нужны, хорошие монастырские условия. Человек должен быть огражден от всего мирского уставом, жизнью монастырской. Но то, что могла, она делала. В монашестве в миру провела 28 лет своей жизни. И вот по милости Божией за пару недель до смерти Господь привел её в наш Иверский монастырь, чтобы именно отсюда она отошла ко Господу.

Когда видишь такие моменты промысла Божия в жизни каждого человека, тогда в сердце рождается большая благодарность Богу. Сердце просто тает от этой благодарности. Когда видишь руку Божию, которая ведет нас, мы умиляемся в благодарности Богу. Вот и у матушки Магдалины есть промысел Божий в её духовной жизни. Царствие Небесное матушке Магдалине. Молитесь за неё.

 

Протоиерей Сергий Баранов

9 июля 2014 г.

Слово после монашеского пострига

Постриг послушницы Марины Воронцовой с наречением имени Мария в честь св. прп. Марии Египетской

Кто-нибудь из вас видел на земле что-нибудь более величественное, что-то более умилительное, трогательное, чем то событие, которое видели и переживали многие здесь стоящие первый раз в жизни? Нет ничего более трогательного и высокого на земле, чем монашеский постриг. На уровне человеческого жития мы можем совершать разные поступки – красивые и великие, но мы никогда не выйдем за уровень земного человеческого жития. А монахи ступают выше – в надмирное существование, в ангельский образ они вступают. Неслучайно они называются ангелами на земле. Потому что те люди, кто решился на монашеский постриг, на вступление в Царствие Небесное, шагают за пределы человеческого жития и входят в ангельский мир, духовный мир. Неслучайно монахи уже не имеют ни мужского, ни женского рода, они уже ангельского чина. Поэтому монах или монахиня не могут ни жениться, ни замуж выходить, они уже вышли из законов человеческого жития и вышли настолько высоко, что нам на них нужно смотреть лишь снизу вверх.

Мать Мария, запомни на всю жизнь свою то, что Бог благословил – никто никогда не сможет нарушить. Ни враг, ни друг. Если Бог благословил твоё монашество, никто его не мог остановить. Ни враги, которые тебе говорили, что ты сошла с ума, и открыто злословили Церковь. Ни друзья, которые переживали и говорили: поживи еще в миру. Ни мама с папой. Никто не может остановить то дело, которое благословил Бог. Ни я, ни она, ни кто-то другой. Когда человек благословляет, тогда могут быть ошибки, тогда могут быть недоразумения. Но ты так широко шагала с Богом в ногу, что, думаю, это воля Божия, и тебя никто не мог остановить. И, дай Бог, чтобы тебе на твоём монашеском пути ни разу не остановиться, а только лететь, как легкая птица туда, в Царствие Небесное. И радовать всех тех, кто будет снизу на тебя смотреть туда – высоко-высоко. Я хочу, чтобы твоё житие было радостным. Я всем нашим сестрам говорил, чтобы ваше иноческое житие было радостным. Не скорбным, не унылым, не печальным, а радостным. Это кредо нашего монастыря. Радуйте всех, кто будет приходить на вас смотреть: в городе, в храме, на службе, кто будет пересекаться с вами взглядами. Радуйте всех своими улыбками, не бесстыжими, бессовестными, бесшабашными, а скромными, смиренными монашескими улыбками. Я думаю, у тебя получится.

 

Протоиерей Сергий Баранов

27 марта 2014 г.