Споры делают из нас бесноватых…

Дорогие сестры, хочу вам напомнить, что таинство веры заключается в том, что человек выключает своё рассуждение. Вот в монашестве необходима такая ситуация. Но то, что в миру сложнее, в монашестве легче приблизить к тому, чтобы максимально отключить свою логику и больше отдать сил, внимания молитве. Вы знаете, что на Иисусовой молитве нас нередко что-то отвлекает. Какие-то заботы, впечатления, переживания ненужные. Надо помнить: когда встаешь на молитву, берешь четки – всё, в это время Бог за нас обо всем заботится. Конечно, человеку очень сложно, пока он ещё в духовной жизни не нашел Бога. Не нашел Бога очень близко, чутко, лицом к лицу. Тогда он ещё ходит впотьмах, хотя чувствует, что Бог где-то вот здесь, в этой темноте, в этой безвидности. Но он ещё не ухватился за Него, и это состояние – еще не крепкая вера, а только какое-то преддверие, предощущение.

А с чего начинается таинство веры в полной мере? С таинства послушания, когда вы без рассуждения доверяетесь своему духовнику. Рассуждение о том – доверять или нет – уже будет хулой, кощунством. Вы рассуждали до того, как постригались. Когда матушка Ксения готовилась первой из вас к постригу, я ей говорил: «Сегодня кончается время твоего испытания меня. Сегодня последний день, а завтра – всё, завтра ты не имеешь права больше меня испытывать: ни мои дела, ни мои поступки, ни мои мысли, ни мои поручения. Сегодня ещё подумай и можешь ещё отвернуться, отказаться, а завтра ты уже не имеешь права». Я ей тогда говорил: «Если ты перестанешь меня слушаться, я в какой-то день тихонечко ночью уйду из монастыря, и будешь тут сама мучиться. Спорить не буду».

Эти отношения не в области обид, недоразумений, разочарований. Это просто: или есть духовная жизнь, или её нет. Если нет духовной жизни, значит, ад уже здесь. Если есть духовная жизнь, то в полной мере, по всем законам. Нельзя наполовину жить духовной жизнью. И это касается подражания святым не количеством поклонов, не серьезностью поста и сложностью аскезы, а внутренним, духовным подвигом.

У нас нет устава «наубой», у нас нет устава «насмерть», у нас нет такой работы, как в Дохиарском монастыре на Афоне. Слава Богу, у нас более-менее такой щадящий устав. Но в духовном плане, в отношениях у нас должно быть по максимуму, иначе ничего не получится. Если вы поссорились с духовником, а потом подходите мириться и говорите: «Простите меня, что я вас расстроила, но всё-таки у меня осталось несогласие», то в этом случае покаяние не состоялось. Вы должны не просить прощения, вы даже можете и не просить прощения. Но вы должны выкинуть свое несогласие, а иначе хоть миллион раз просите прощения, но если у вас остается несогласие, недоверие, то у вас не происходит таинства примирения.

Это так во всём. Вот, например, пришла ко мне на исповедь женщина и говорит: «Простите, я нахожусь в грехе, но не хочу его оставлять. Разрешите мне причаститься?» Говорю ей: «Нельзя». Не потому, что осуждаю её, но просто нельзя – духовный закон. Христос не войдет в неё. Другое дело, если бы она плакала и говорила: «Меня этот грех поработил, и я, стиснув зубы, буду пробовать от него избавиться. Не могу на сто процентов обещать, что смогу победить его, но буду всеми силами стараться». Это другая ситуация. Так и прощение. Человек размышляет: «Попрошу прощения, потому что Бог мне так велел, но я всё равно, конечно, прав». Это не прощение, это бесовское примирение: «Я всё равно права. Он же человек, и я человек, и ему свойственно ошибаться».

Да, относительно моих дел с Богом – у меня очень много ошибок, но относительно вас ко мне, дорогие сестры, не должно быть ошибок и рассуждения: «Он ошибается». Если вы допустили это (пусть даже духовник трижды неправильно сказал), то всё равно для вас он должен быть прав. Иначе вы не победите предосуждения, рассуждения, и в вас не будет совершенства. А самое главное – это не остаётся на месте, это начинает расти, расти, расти, умножаться, расширяться. И маленькая искорка может потом так растлеться! Если у вас вдруг появится недоверие или осуждение, рассуждение о делах духовной практики, значит, в нашем монастыре завелась плесень, которая когда-то разовьётся так, что все сожрет.

В Германии, если в доме появилась черная плесень, люди покидают этот дом, потому что черную плесень уже ничем не выведешь. Так что бойтесь «плесени», которая может в монастыре развиться. И это станет трагедией всей нашей духовной семьи. Монастырь должен радовать и насельниц, и тех, кто приезжает в монастырь. Но когда люди увидят отношения среди нас нехорошие, это будет их очень смущать и огорчать.

Если монах не преодолеет в себе чувство справедливости, он не сможет стать хорошим монахом. Если у вас после ссоры, после замечания, после каких-то недоразумений остается вот это: «Но я же была права, почему меня поругали?» – все, это конец вашему покаянию. Выкиньте из своего лексикона вообще слова «Я же была права». Они не монашеские. В монастыре это сатанинские слова, и от них только горе будет. Выкиньте вообще эти весы, которые взвешивают: «прав – неправ». Отключите ту часть мозга, которая за это ответственна. Если вы размышляете о том, кто был прав, вы находитесь в состоянии одержимости. И я тоже. И это беда страшная.

На Афоне действует следующий принцип. В кельи старшего монаха всегда зовут «геронда», то есть старец. И не важно – высокой он духовной жизни или невысокой, престарелого он возраста или среднего. Если он старший – всё, он старец, через него действует Бог. Правда, бывали крайние случаи, когда, например, этот старший искушал монахов уйти в раскол или в блуд, или ересь какую-то. Тогда по рассуждению или по совету они могли, например, оставить это место и уйти в другое, но только не оставаться в этом осуждении. Пока же ты не ушёл и у тебя нет благословения уходить, – не оценивай старшего никогда. Ни в коем случае не рассуждай. Это не деликатность, это не правила приличия, это закон духовный, который даёт ощущение или радости, или скорби. Или рай, или ад.

Был такой случай, когда паства изгнала своего епископа благочестивого. Но вместо него прислали такого деспота, что паства просто взвыла и стала молиться Богу, чтобы Он им опять поменял епископа. Тогда явился Бог и говорит: «Я бы прислал другого, но хуже не нашёл. Вы достойны именно такого. Вы хорошего изгнали, вот Я вам хуже не смог найти».

На Афоне послушание – основной монашеский закон. Там, конечно, может кто-то честно сказать: «Мы не всегда исполняем в силу нашей немощи». Но другого закона нет. Насколько ты не исполняешь – настолько в тебе беда развивается. Вы не смотрите на моё несовершенство. Закон послушания совершается не от совершенства духовника, а от смирения послушника, потому что Святой Дух там, где смирение и послушание. И Святой Дух врачует несовершенство духовника за смирение послушника.

Вообще Бог любую ситуацию может в корне изменить. Нередко нам кажется что-то неправильным. В духовной жизни случаются такие моменты, когда споришь с Богом и кажется, что неправильно что-то идет, не так надо. А потом смиряешься, и через время оказывается, что это и был единственный правильный вариант решения проблемы. Но в тот момент думаешь: почему Бог со мной так поступает? А Бог может все переменить: минус на плюс и наоборот. Это в Его власти.

Однажды на Афоне мы плыли на корабле с отцом Иосифом, доктором, который в Дохиаре келью получил. Он сетовал, что в наше время сложно, потому как нет старцев. Я ему тогда задал вопрос: «А зачем старцы, если нет послушников? Для кого они нужны, старцы, если послушников нет?» И он со мной согласился. Проблема в послушниках, а не в старцах. Старцы есть до сих пор, просто они молчат. В Древнем патерике описывается, как братья обратились к авве Пимену: «Отче, скажи нам слово на пользу». Он им отвечает: «Сейчас Бог отнял слово у старцев, потому что нет исполняющих это слово, поэтому нет и слова. Бог отнял у нас слово, поэтому мы молчим». Обращаюсь ко всем, кто несёт послушание: бойтесь малого, бойтесь мелочей. Вот чуть-чуть допустите трещинку, эта трещинка в пропасть превратится потом.

У меня бывали случаи, когда я чувствовал, что начальника не переспорить. Не в силу духовных каких-то там переживаний. Просто он начальник и всё. В армии так было, где-то на производстве… Он говорит на тебя несправедливо, а ты ему: «Простите». Но это всё равно не совершенное состояние, когда ты говоришь «Простите» от того, что не переспоришь. Нужно говорить «Простите», чтобы не заводить искушения в отношениях. Это совсем другое. Поэтому сделали вам замечание и, хотя кажется, что несправедливо, ответьте: «Простите» и делайте, как вам сказали. Но только не считайте, что вы правы и просто делаете одолжение. Это не от одолжения, а от закона духовной жизни. Нам нельзя спорить, споры делают из нас бесноватых.

 

Протоиерей Сергий Баранов

9 марта 2015 г.

В каких случаях накладывать епитимью

Проповедь в Неделю 2-ю Великого поста

Хочу разъяснить, что такое епитимья в Церкви. Прежде всего, отмечу, что это ни в коем случае не карательная мера, а средство к исправлению человека. Церковь переживает, что человек погрязает в своих грехах, не может из них выйти, и ищет средства, чтобы человека вытянуть из этого «болота».

Часто мы на исповедь подходим с одним и тем же грехом. Сначала наша совесть нас терзает, мучает. Нам стыдно. Но потом привыкаем озвучивать этот грех, привыкаем к тому, что и духовник знает наш грех. Уже, вроде бы, и не так перед ним стыдно. И поэтому мы уже с легкостью творим один и тот же грех. А на исповеди просто дежурно его называем.

Но совершенно разные вещи, когда человек подходит каяться в грехе, просит прощения, просит помощи на исправление этого греха, на изменение себя; и совсем другая ситуация, когда человек привыкает излагать свой грех и с легкостью сообщает о нём. Уже и стыд, и страх притупляются, что очень страшно. И тогда Церковь употребляет такое «встряхивание» человека, чтобы взбудоражить его сердце, его совесть, его разум. Когда духовник видит, что человек делает одно и то же все время, тогда он может прибегнуть к епитимье.

Духовник говорит человеку: «Если ты всё время это делаешь, и совсем уже пропало желание что-то изменять, ты как-то свыкся с этим грехом, то нужно тебе какое-то крайнее, кризисное средство. Я тебе назначаю епитимью, ты будешь нести её, например, в течение месяца, чтобы ты изменился, исправился от этого греха».

Надо понимать, что ни в коем случае духовник не назначает епитимью из чувства осуждения, пренебрежения или злобы на этого человека только потому, что тот творит одно и то же несколько или много раз. Просто духовник видит пассивное состояние покаяния, и нужно его чем-то взбудоражить, оживить. Поэтому и назначается епитимья.

В то же время, когда человек исполняет епитимью, ему даётся дополнительный подвиг, дополнительное количество молитв. И он исполняет это на том условии, что к Причастию он подойдет только тогда, когда исполнит епитимью. Появляется большой стимул выполнить эту епитимью. Человек понимает остроту проблемы, понимает, что он теряет, и поэтому старается исполнить всё в точности, ничего не упустить, ни один день не пропустить до окончания епитимьи.

То есть это очень серьезный момент, который организует человека, приводит его разум в серьёзное состояние, он как-то начинает сдерживаться. Самое главное, конечно, в том, что человек ощущает: он отстранён от Чаши Причастия на какое-то время. Конечно, если Причастие для кого-то – это лишь просто традиция, то епитимья на него, может быть, сильно и не подействует. А если человек верует искренне и понимает всю глубину таинства, то это будет для него большой тревогой, большой печалью. И тогда этот человек, возможно, оттолкнётся от кризисного состояния и придёт опять в ревность, начнёт исполнять не только епитимью, но и побеждать свои закоренелые грехи.

Однажды я не разрешил женщине причащаться, так как она сказала, что живёт во грехе, но ничего менять не собирается. Если бы она покаялась: «Да, вот согрешила, но искренне хочу попробовать всё это изменить…», была бы, конечно, другая ситуация. А когда человек приходит и говорит: «Я это делаю и завтра буду делать, и послезавтра… А можно мне сегодня причащаться?» Конечно, нельзя.

Не могу сказать, что все, кто каются и причащаются, потом не повторяют грехов. Но хотя бы надо иметь такой настрой, чтобы всеми силами постараться этого больше не делать. Иначе получается очень легкомысленное, неблагоговейное отношение к Причастию. Шёл на рынок, зашёл в церковь, причастился и дальше пошёл туда же… Причастие – это событие самое важное, самое серьёзное.

Честно говоря, за 21 год священства ещё ни разу не давал епитимью. Надо бы попробовать. Тогда бы другим священникам сказал, что не нужно стесняться, нужно просто давать епитимью разумную, по силам. И в то же время необходимо объяснить человеку, что это ни в коем случае не наказание, а средство к исправлению.

 

Протоиерей Сергий БАРАНОВ.

8 марта 2015 г.

Проповедь в Неделю Торжества Православия

Сегодняшняя первая неделя Великого поста называется Неделей Торжества Православия. И тема этой недели связана с последним Вселенским Собором, который как бы подчеркнул последние богословские споры, поставил точку.

Как известно, было семь Вселенских Соборов. Когда христиане приняли в первом веке учение Христово, Церковь стала умножаться, распространяться по всей земле. И уже даже в первом веке люди стали обращать внимание на то, что какая-то часть членов Церкви стала учить не по Духу, а от своего ума начала прибавлять в учение Христово свои измышления. Эти измышления противоречили самому духу Христова учения и назывались ересями.

И уже в первом веке отцы обратили внимание, что стали появляться апокрифические Евангелия – те Евангелия, которые не столько по тексту, сколько по духу не соответствовали учению Христову. Люди своим человечеством начали искажать учение Христово. И святые отцы стали собирать Вселенские Соборы, чтобы общим мнением, соборным решением сказать: вот так правильно, а вот так ни в коем случае учить нельзя, потому что эти искажения хулят Божество. Рассматривали святые отцы на первых Вселенских соборах вопросы о Святой Троице, потом на следующих соборах были христологические споры о природе Христа. Некоторые стали говорить, что Он был совершенный человек, которого так осиял Бог, что Он стал, как великий пророк. И святые отцы сказали: нет, это ересь, это хула на Иисуса Христа, Он – Сын Божий. Другие говорили, что Он только Бог, а человечество Его было иллюзорно. Тогда опять святые отцы восстали, мол, так тоже нельзя говорить, это хула, если бы Он был только Бог и не был совершенным человеком, как же Он мог страдать за грехи людские на кресте?

Много было вопросов на семи Вселенских Соборах. Святые отцы рассматривали разные богословские темы. Так они оттачивали чистоту православной веры, чтобы в ней не появлялось ереси, которая есть хула на Святого Духа и на Святую Троицу. И на последнем Вселенском Соборе рассматривался вопрос об иконопочитании. Сегодняшний праздник этому и посвящен. То есть возникла новая ересь, когда некоторые стали говорить, что почитание святых икон невозможно, что это хула: Бог невидим, Он Совершенный Дух. Как мы можем почитать доску и краски?

И в то время шли очень большие гонения на иконопочитателей. Было очень много мучеников. Кстати, наша святая икона Иверская как раз прославилась в те времена, когда гнали святые иконы. Этот образ находился в доме у одной вдовицы. К ней зашли воины, выискивающие людей, которые почитали святые иконы. Зашли в этот дом, увидели святой образ, и воин ударил копьём в лик Богородицы, в подбородок. И потекла кровь. И эта кровь до сих пор так и осталась сгустками на иконе, которая в настоящее время находится на Афоне. Но, слава Богу, святые отцы собрали последний – Седьмой Вселенский Собор, обсудили этот вопрос и постановили, что почитание икон является не только возможным, но и должным. Они этот догмат утвердили с такой формулировкой, что почитание образа восходит к первообразу. Не сама икона есть Бог, но икона относится к Божеству. Это изображение Бога, Божией Матери, святых. Поэтому Бог своей благодатью наполняет икону в полной мере. Вот почему мы почитаем икону, лобызаем и получаем от неё чудотворения и исцеления.

У язычников Бог слишком материален. Они обожествляют земные предметы, и это неправильно. Есть другая крайность, когда к Богу относятся как к чему-то такому очень далекому, неопределенному. Например, бог буддистов настолько расплывчат и не определен, что буддизм даже часто называют религией безбожия.

Православие стоит посередине – ни в ту крайность, ни в другую не уходит. Православие говорит, что, когда Бог создал человека и весь этот тварный мир, который можно пощупать, увидеть, осязать, Он не отстранился от него в своё небытие и не остался где-то очень далеко, а захотел присутствовать в этом тварном мире ощутимо для людей духовных. Поэтому Он стал проявлять Свою благодать даже через вещественные предметы. Вспомним, как Господь явился Моисею в терновом кусте горящем. И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая (Исх. 3, 5). А что, 20 метров в одну сторону или 100 метров в другую сторону – там Бога не было? Неужели Бог был на этом месте, а в другом его не было?

Бог пронизывает собой всю Вселенную и всё наполняет. Даже ад пронизывает собою Бог. Нет такого места, где нет Бога. Но Он по своему великодушию, по своей премудрости иногда проявляется в некоторых местах сугубо. Эти места называются святыми. Он может также проявляться сугубо благодатно через святые иконы. И мы в это не просто верим, а свидетельствуем как очевидцы этой благодати. Бог проявляется через святые места, через святые иконы, через мощи святых, которые саккумулировали в себе благодать Духа Святого за свою чистую праведную жизнь. Даже по смерти они хранят эту благодать и источают во внешний мир. Поэтому мы трепетно относимся к иконам и почитаем образ, почитание которого возносится к первообразу. Мы же не почитаем икону Мухамеда или Будды. Мы почитаем икону Христа. Потому что тема этой иконы, мысль этой иконы, содержание этой иконы относятся именно ко Христу, Божией Матери, ко святым. Поэтому сегодняшний день назван Неделей Торжества Православия. Сегодня мы вспоминаем далекие события, почитаем и лобызаем иконы. Богу нашему слава! И ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

 

Протоиерей Сергий БАРАНОВ.

1 марта 2015 г.