В Скитском патерике есть наставление старца своему ученику, в котором духовник говорит следующее: когда идет неприятель сильный, жестокий, один монах облачается в латы, берёт оружие и встает навстречу врагу – это глупый монах. А мудрый – лезет на дерево.
Глупость первого в переоценке своих сил. Он, бедный, не понимает, не дает себе отчета в том, что силы неравны. Неравны настолько, что он не только не выстоит, он даже не задержит неприятеля ни на секунду. Его якобы красивая смерть не нужна никому, кроме его собственного тщеславия. Тот, кто надеется выстоять своими собственными силами, искусством, мужеством, уже побежден духом гордости и самомнения, который не позволяет ему трезво думать без эмоций.
Мудрый монах лезет на дерево, то есть, во-первых, бежит, а во-вторых, не в никуда, а туда, где помощь. Лезет на дерево, вверх – туда, где его Христос. На дерево – это аллегория, т. е. вверх.
Мудрый монах имеет природную скромность в оценке своих возможностей и опытность. Опытность, которая приобретена от исповеди к исповеди, от падения к вставанию и опять падению. В нём родился внутренний плач. Печаль о том, что он не просто великий грешник, а уже более о том, что он не в своей власти, что печалясь о своих грехах, он опять их повторяет. Плачет, встает и опять падает. Он подходит к грани отчаяния и там, на краю погибели, на краю ада, наконец, начинает вопить, кричать: «Господи! Я не могу, я ничего не могу сделать, я сломлен, я в отчаянии. Очень хочу, но не могу сделать. Только Ты можешь мне помочь, сам я ничего – ноль! Господи, спаси, я погибаю!».
Наконец-то он становится мудрым монахом. Тем, кто лезет на дерево, т.е. бежит ко Христу – его мудрость опытная, выстраданная – это духовный иммунитет, который будет работать не только на уровне рассудка, он будет действовать уже и в интуиции.
Я не случайно начинаю именно с этого примера. Мы в ходе беседы будем постоянно возвращаться к этой теме потому, что она для нас является главной. Мы не боремся с грехом, мы избегаем греха.
Может у совершенных происходит иначе, но для нас, новоначальных, слабых, глупых, всё именно так, и на этом я заостряю наше внимание. Мы бежим, но не просто бежим, мы спешим ко Христу, Христу Спасителю.
Грех начинается в голове. Он приходит в наши мысли со вне или из глубины нашей греховной памяти. Стоит в голове, раздражая наше сердце, ожидая сочувствия. Глупый монах берется за оружие и воюет против помыслов, а мудрый бежит, он боится медлить. Он уже хорошо знает, что после грехопадения наших прародителей Адама и Евы человечество получило в наследство разбитый, расколовшийся внутренний мир. Ум, сердце и воля, которые были раньше соработниками, разлетелись в разные стороны. Ум подвижника может трезво понимать, что грех – нехорошо, так нельзя поступать, а сердце вдруг сочувствует греху наперекор уму. Сердце пытается бороться, воли нет, вот нет и всё. Мудрый монах понимает это, принимает как данность вследствие грехопадения, испорченности. Поэтому он боится медлить, сразу бежит, бежит умом от этих мыслей, ощущений. Он старается увести свой ум в сторону. Именно – в сторону Христа. «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго» – вот именно сюда.
Иначе, если просто от греховной мысли в сторону другой нейтральной или даже доброй мысли ум в движении от мысли к мысли, от впечатления к впечатлению опять придет к греху.
Наш грешный ум похож на непривязанного пса, который бродит где попало. Может найти и здоровую пищу, но может забрести и на помойку, что чаще всего и бывает.
Здесь я хочу особо отметить, что беда наша не только в греховных мыслях, проблема – в непривязанности ума, в том, что он болтается, где попало: в пустых мечтаниях даже о добром, в иллюзиях, в якобы нейтральных мыслях. Проблема не в том, что сейчас ты думаешь не о греховном, мечтаешь о добром; беда в том, что ум твой не привязан, он свободно бродит и когда-то обязательно дойдёт до «помойки». Мудрый родитель постарается занять своего ребенка (не говорю обязательно о работе, просто занять), оставив поменьше времени на пустые и бессмысленные болтания. Чтобы ему некогда было шалить. Так и с умом: оставляя его праздным, мы позволяем ему бродить в мечтаниях, в пустых мыслях, и он может забрести…
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Многие расценивают чистоту сердца как чистоту от греховных помыслов, но сердце и ум можно завалить и кучей добрых помыслов, просто создать бардак из добрых вещей. Так вот, чистота сердца – это его простота, несложность, незаваленность всяким скарбом. Чистое сердце – оно чисто не только от греха, но от сложности нагромождения пустых мыслей, переживаний. Почему чистые сердцем Бога узрят? Потому, что между ними и Богом мало помех, они смотрят прямо на Него. Их ум не отвлекается ни на что постороннее, параллельное. Они смотрят прямо на Бога и только на Него.
Мы же не можем думать только о Боге, нам нужно и земным делам уделять внимание. Конечно, не можем, но, если честно, как на исповеди, – у нас в сутках очень много минут, даже часов, когда возможно именно так: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго».
Если мы будем все же находить время на эти занятия, наш ум приобретет навык бегать от плохих мыслей, переживаний. Бегать ко Христу и стоять возле Него безвидно, безо́бразно. Это очень важно. Мы должны стоять не в представлении себе Христа, не в иллюзии присутствия Бога, а перед Богом. Это разное: Бог, которого мы пытаемся себе нарисовать, представить, выдумать – это наш бог, выдуманный, а тот Бог, который и есть на самом деле, Он открывается человеку Сам, а не человек открывает Его себе. Поэтому в молитве мы должны остановить свое творчество, перестать рисовать, представлять, а позволить Богу самому говорить о Себе. Именно по этой причине безвидно, безо́бразно мы просто держим ум сухим, простым, предельно простым, чтобы не заслонить своими впечатлениями образ Бога, который всегда смотрит на нас. Все дело в том, что часто между Ним и нами стоит наше творчество, которое рисует, творит, переживает, м е ш а е т.
Мне хочется немного сказать о рассудительности.
Сейчас много об этом говорят, но немного расплывчато, неопределенно. Чаще я вижу, что под этим понимают действие интеллекта. Я думаю, рассудительность – как дар Божий, это состояние харизматическое. Рассудительность духовная – это когда ты знаешь ответ не сам по себе, не свой собственный ответ на возникший вопрос, а когда ты говоришь от Духа Святого.
Вон куда он полез…
Именно так, ведь дар рассудительности всегда считался очень высоким даром в церкви. Обратите внимание, я опять говорю, что этим даром обладают не академики и профессора, а люди, ведущие правильную духовную жизнь. Жизнь внимательную, молитвенную, сосредоточенную. Они обладают этим даром в сугубой степени. Мы отчасти тоже прикасаемся к этому дару Духа Святого в очень меньшей степени.
Наша рассудительность должна подсказывать нам, что мы далеко в несовершенном состоянии, что наша жизнь полна ошибок. Вследствие чего мы должны быть осторожны в своих рассуждениях, больше советоваться, не принимать скоропалительных решений. Это тоже рассудительность, и для нашего уровня неплохая.
Вообще, часто мы знаем, как поступить, но наш сложный ум усложняет проблему чрезмерными рассуждениями, запутывает нас, приводит в растерянность, панику – лучше бы мы молились. Молились правильно, то есть на молитве думали не о проблеме, а о Христе. Цель молитвы – не объяснять Господу, что у тебя случилось и почему. Разве Бог не знает? Цель молитвы – сам Христос, то есть нам нужно найти умом Христа и стоять пред Ним. Когда ты пред Ним, то уже можешь ничего не говорить, ничего ни объяснять. Ты понимаешь, что Он всё понимает, всё знает, поэтому говоришь Ему просто: «Господи, Господи Иисусе Христе, помилуй мя». И это должно быть просто, несложно. Иначе сложность уведет тебя от Господа.
Мне хочется поговорить о послушании. О, какое это чудо, какое таинство, но хочется говорить об этом более глубоко, чем просто об исполнении поручений начальствующих. Дело не только в том, сделал ты или не сделал, а в том, как сделал, как внутренне об этом говоришь.
Несут два послушника бревно. Один включает добрый помысел: конечно, это бревно там не нужно, но я несу потому, что это послушание, так велел игумен, я должен подчиняться, иначе – грех. Другой послушник несет и не позволяет себе говорить ничего, только «Господи Иисусе Христе помилуй мя» и все. Так вот, тот первый, хоть и с добрым помыслом, но всё же в опасном положении, вследствие того, что ум и сердце не всегда заодно. Ум говорит: нужно слушаться, а сердце трогает неприязнь к игумену, и ничего не поделаешь, сердцу не прикажешь.
Послушник добрым помыслом спровоцировал неприязнь к игумену потому, что неопытный. Опытный вообще не позволял помыслов в сторону игумена, ни добрых, ни плохих. Он держал свой ум привязанным, привязанным ко Христу, а там где Христос, там чисто.
Многие святые отцы ставили послушание выше поста и молитвы. Так оно и есть, потому что молитва без послушания невозможна. Настоящее послушание, духовное, глубокое, делает ум несложным, непротиворечивым, неспорливым. Такой ум может чисто стоять перед Богом. Человек, свободный от помыслов, я говорю, не с чистыми помыслами, а именно свободный от помыслов, может стоять перед Богом лицом к лицу. В западной церкви много внимания уделяют гуманизму и якобы через него приходят к Богу. На востоке ищут Бога и в Боге приобретают любовь ко всем.
Когда мы сдерживаем свои эмоции, добрые порывы, впечатления, внешне это кажется сухостью, равнодушием… На самом деле мы сдерживаем своё, тронутое грехом, чтобы получить Божье от Бога, чистое и совершенное чувство любви и сострадания ко всякой твари.
И это будет уже не иллюзия добра и любви, это будет сама любовь.
Почему я говорю об иллюзиях? Проверьте себя, как несовершенны наши чувства, отношения, мы можем говорить сегодня «люблю», а завтра предавать, сердиться. Все так и есть. Мы не совершенны сами по себе, мы можем совершенствоваться в Боге.
Поэтому мы ищем не добра, а Бога, и через Бога становимся добрее, чище.
Так во всем: в первую очередь – Бога, а потом всё остальное.
Многие говорят, что исполнением заповедей они приближаются к Богу. А у меня не получается исполнять заповеди самому по себе. Хочу, пытаюсь, плачу – и не получается. Я думаю, ни у кого не получается потому, что если бы дело было только в заповедях, Христос оставил бы нам только заповеди. Но Он оставил Самого Себя, сказав: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Поэтому мы не пытаемся совершить только внешний подвиг. Мы понимаем, что он должен быть основан на правильной внутренней, умной жизни.
Правильная внутренняя жизнь приводит ум ко Христу. И во Христе внешний подвиг приобретает мудрое, рассудительное направление. Внешний подвиг несовершенен без умной жизни.
Умная жизнь – это не внутренняя борьба, это бегание борьбы. Бегание ко Христу. Говоря о борьбе, я имею в виду борьбу с помыслами. Не нужна она нам. Все наши усилия должны быть в удержании ума возле Христа. Не отдавайте внимания ничему греховному. Даже в противоречии с грехом вы все же уделяете ему внимание, отдаете силы души. Лучше отдайте все это Христу. Даже в борьбе, в несогласии с грехом он, грех, всё равно пачкает вашу душу, оставляет в ней память греха, и когда-то на эту память сердце может ответить сочувствием.
Пусть в вашем сердце всегда будет только Христос.
Вы можете сказать, что, не думая о грехах, мы можем перестать переживать своё несовершенство, свою испорченность. Если вы будете, ведя внутреннюю духовную жизнь, действительно приближаться ко Христу, вы начнете видеть Христом, слышать Христом, понимать от Духа Святого. И это видение позволит смотреть чисто, неискаженно и на себя, и на Христа. На себя, как на бедного грешника, бесконечно малого в контрасте с величиной совершенства Христа, который по любви к нам нарушает эту дистанцию, шагая к нам навстречу.
Чистое сердце очень чутко видит и переживает грех. Поэтому все святые, чем чище становились, тем больше плакали о себе.
Можно изучать свои грехи, копаться в них, как в навозе, и так приобретать смирение. А можно искать Христа как свет, как чистоту, как духовное зрение и так начинать видеть чутко, остро, неискаженно. То есть сначала – Христос, и во Христе покаяние.
Покаяние не то, которое ты из себя выдавил, изобразил, а то, которое родилось от Духа Святого. Так во всём: сначала Христос, потом покаяние (нелицемерное). Сначала Христос, потом любовь (а Он и есть любовь).
Почему Господь оставил нам таинство Исповеди? Для того, чтобы мы могли, покаявшись искренне, услышав от Христа «Прощаю и отпускаю», перестать носить в себе память о грехе, как о грязи, которая пачкает сердце, пребывая там хоть даже и в несогласии. Занози в своем сердце память о том, что ты очень большой грешник, но не перебирай как драгоценные жемчужины детали грехов.
Держи свой ум там, где чисто. Пусть твое сердце переживает только светлое, доброе.
Не позволяй входить внутрь тебя ничему плохому, не отдавай своего внимания, переживания. Пусть там, в тебе, будет только Христос.
Не нужно пытаться изменить мир, переживая за него, ты себя потеряешь и мир не спасёшь. Вместо пустых добрых переживаний подари миру что-то реальное. Подари святость, если слишком высоко, то пусть это будет стремление к святости, искреннее, не иллюзорное. Но только, ни в коем случае, не собственную святость – это неправда. Святость – это отражение света Христова через себя.
А чтобы отражать, нужно быть в Его лучах.
Будь всегда со Христом. Твои мысли, чувства, эмоции, переживания – пусть всё это будешь не ты, пусть это будет Христос.
Жених Христос, а ты лишь друг жениха. Друг – это так высоко и так ответственно.
Почему мы позволяем себе Иисусову молитву, почему говорим о умной жизни, разве мы святые или хотя бы праведные?
Нет, мы читаем Иисусову молитву именно потому, что мы грешники, очень большие, мы погибаем и ищем средство ко спасению, и другого не находим.
Мы должны что-то делать, иначе – ад.
И по ложному смирению, которое сродни нерадению, отказываться от средства, которое дает Христос через святых отцов, было бы большой глупостью.
Протоиерей Сергий БАРАНОВ.
Октябрь 2011 г.
