Чем ближе человек к Богу, тем строже он относится к себе и тем снисходительнее — к другим. Стало быть, он верно идет по духовному пути. И наоборот. Я часто встречал подвижников, которые подвизаются, исполняя закон до буквы, но с ними так бывает некомфортно, что хочется плакать и даже просто убежать от них. К сожалению, такой человек очень зорко, до малейших подробностей, видит, что неправильно у других, и совершенно перестает видеть самого себя, становится очень противоречивым, спорливым, не добрым.

Этим болели евангельские фарисеи. Они все свои силы прилагали к тому, чтобы до мелочей соблюдать духовный закон. Но это почему-то делало их качественно все хуже и хуже. Пост они усугубляли, молитву удлиняли, милостыню подавали. Но с ними было плохо, потому что качественно они получились какими-то недобрыми. А все потому, что они были слепы по отношению к себе: очень зорко видели грехопадение брата своего, мытаря, и совсем не видели своего греховного поражения. Фарисею кажется, что он велик, потому что соблюдает все предписания. Но лучше было бы, если бы он что-нибудь не сделал, но не стал бы таким надменным и гордым, что даже на молитве говорил безумные вещи: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что я такой добродетельный». Это было поражение ума, поражение души. Когда критикуют его, он говорит: «Вы должны из любви меня потерпеть — я же несовершенный, я еще только учусь». Но буквально через пять минут может напасть с критикой на другого. Помните, как в евангельской притче о должниках? Должника отдавали в рабство. Он плакал, просил отсрочки — и Господь отпустил ему все его долги. Он вышел из тюрьмы и, в свою очередь, встретил должника, который был ему должен в десять раз меньше. Должник молил его о пощаде, но тот, кого пощадили, оказался неумолим.

Этим сейчас болеет либеральное западное общество. Они там говорят: «Мы должны любить каждого со всеми его изъянами и недостатками. Не трогайте сатанистов, прелюбодеев, развратников — они же люди». Но едва порядочный человек попытается им прекословить, они на него кидаются всем скопом. Куда девается вся их любовь! Все это лицемерие: попробуй их тронь — они тебя сожрут. Весь современный западный мир — это прямая противоположность христианства. К сожалению, здесь ничего нового нет: фарисеи были и две тысячи лет назад, есть они и сейчас.

Иногда мы ставим себе в духовной жизни некий идеал, к которому стремимся. Но, в первую очередь, рассматриваем с точки зрения идеала не самих себя, а окружающих и начинаем их осуждать. Я матушке Ксении ни разу не говорил, чтобы в нашем монастыре все было на 100%. Стремление любой ценой достичь этих процентов нарушает наши отношения между собой. И тогда мы можем поссориться из-за того, что кастрюли не на месте или грядка не так или не вовремя вскопана. Это всё важно, но не первостепенно. Первостепенны наши отношения между собой. Когда второстепенное становится на место первостепенного, тогда начинается беда.

Сейчас в церкви есть такие ревнители, которые знают апостольские послания, апостольские правила, церковные каноны, решения каких-то соборов и требуют не отступать от них ни на йоту. А я бы этим ревнителям сказал: «Вы, вероятно, очень хотите жить по правилам Василия Великого, по которым на двадцать, а то и на двадцать пять лет отлучали от причастия: например, женщину, сделавшую аборт, или совершившую грех прелюбодеяния. Но, если вы так ревнуете, — давайте начнем с вас!» Иногда на собраниях священники тоже начинают настаивать на букве закона. Прихожане должны то, прихожане должны это, а священники переживают, что они ничего не выполняют. Я им порой говорю: «Отцы, вообще-то, если посмотреть на те древние правила, на которые вы ссылаетесь, нас всех нужно гнать из алтаря. Мы с вами даже служить не имеем права. А мы служим — без страха Божия, без благоговения — возле престола и рассуждаем, как надо наказывать прихожан». Наверное, нужно иметь какое-то снисхождение. Если бы в церкви не было снисхождения, храмы были бы пусты, а нас всех отлучили бы от причастия лет на сорок пять. Снисхождение иногда бывает выше буквы закона. И тогда человек начинает слушаться не из страха наказания, а из-за того, что непослушанием он огорчает священника; что из-за него у кого-то болит сердце или голова; что кто-то печалится, плачет; вот из-за чего не нужно делать плохо, а не из-за того, что тебя накажут или наложат епитимью.

Есть еще один важный момент. Не ставьте высокие планки духовнику, игуменье, благочинному, священнику. Ставя им высокие планки, вы заранее предполагаете, что человек не выполнит ваших идеальных требований. Вы должны понимать, что у вас будет конфликт со священником, потому что он вас разочарует. Иногда люди чуть ли не в обморок падают перед батюшкой: он для них либо Амвросий Оптинский, либо Иоанн Кронштадтский. А если он не потянул… У меня была анекдотическая ситуация в храме на Васнецова. Ко мне одна прихожанка подбегает и говорит: «Отец Сергий, представляете, я к отцу N три года ходила, а он оказался непрозорливым». Но тут не отец N виноват. Виновата эта женщина, которая хотела от него слишком многого. Ну и, конечно, разочаровалась. Мы ставим завышенные планки, хотим, чтобы священник был как Василий Великий, никак не меньше. Но сейчас таких нет, да и во времена Василия Великого таких были единицы. Послушание возможно не только святому, послушание возможно и не святому. И можно выстроить с ним отношения, и через это самому стать святым. Ефрем Катунакский имел духовником не святого старца. Иосиф Исихаст сказал ему: «Терпи до конца. Он умрет — ты станешь святым». Так и случилось. В таинстве послушания важно твое отношение к духовному отцу, и ты через послушание обыкновенному, не святому старцу можешь стать святым. И наоборот, если вы ставите цель найти идеального духовника, вы заранее свое послушание хороните. Не будет такого, это фантазии. Не он должен соответствовать вам, а вы должны соответствовать ему. Иначе вы постоянно будете разочарованы им, находиться в конфликте с ним. Из-за этого у вас не будет молитвы.

У нас поначалу была идея — не брать никого из других монастырей. Почему? Чтобы человек не сравнивал: там так, здесь этак. Не бывает одинаковых монастырей. Не бывает одинаковых духовников. У каждого свой почерк, хотя цель у нас у всех одна. У меня есть своя особенность: я не монах. Но вы выбирали меня, когда постригались. Порой у девушек бывает: влюбляется, через неделю — в загс, через две недели — развод. Как это? Разлюбила. Но ты же еще и повенчалась с ним. Ты не только в загсе «люблю» говорила, но и пошла в церковь и перед Богом сказала, что будешь жить с мужем всю жизнь. Это не просто «я разлюбила», ты клятву дала, а если так — живи с мужем, иначе будешь клятвопреступницей. Так же и в духовной жизни. Не только нельзя изменять отношения, но даже оценивать их, тем более осуждать. Это грех. Будете, как воду в решете носить: вроде бы трудились, вроде бы и устали, и мокрые все, и разрумянились — а воды не наносили.

Вот вы читаете книжки о монахах, о монашеских уставах, о том, что монахам нельзя улыбаться, нельзя поднимать глаза. Примените это к себе, а других не осуждайте. Очень плохо, когда внешнее заслоняет внутреннее, когда послушник корчит из себя схимника. В душе он все равно младенец и выглядит очень глупо. Наш критерий — сдержанность. Не надо и слишком бесшабашно себя вести, но и не надо быть слишком серьезным. Когда вы пытаетесь быть слишком серьезными, мне хочется юродствовать перед вами. Людям плохо, когда мы такие. Немногословие — это красиво, а когда монахи много треплются, то — наоборот. Лучше больше слушать, меньше говорить. Я вас прошу, пожалуйста, улыбайтесь, — это не грех. Улыбнуться людям не грех, доброе слово сказать не грех. Отягощать его своим разговором — вот грех. Монахине учить кого-то — вот грех. Поэтому не учите никого. А когда учите, хочется спросить: «А кто вас спрашивает? Вы бы лучше делом пример показали, а не языком».

Монахиня должна жить тихо, скромно, со всеми обходиться по-доброму, не болтать по любому поводу и не торчать в иконной лавке во время службы. Болтовня — это грех. А если вас спросили — отвечайте вежливо и кратко. И еще, сестры, мне очень тяжело бывает говорить, когда вы мне отвечаете: «Ты сам такой». Конечно, я такой, я это и сам знаю. Но если я замолчу, кто вам будет говорить? Старайтесь, как монахини, никого ни напрячь, ни обидеть: ни нравоучением, ни ворчанием. Неважно, что и сколько вы знаете. Если людям от вас плохо, все, что вы знаете, можно выбросить в мусорную корзину. Самое главное, чтобы нам меж собой было хорошо, чтобы мы друг друга не обижали нравоучениями, подсказками, осуждениями. К евангелистам пойдите — они вам Евангелие наизусть прочитают, так что вы за ними не угонитесь. Но дело не в том, кто что знает. Дело в том, кто как живет. Нужно жить по-доброму, ну, и молитву держать. Когда молитву потеряете, вот будет у вас конфликт: не только молитву потеряете, сон потеряете, мир потеряете… Господи Иисусе Христе, помилуй мя…

Протоиерей Сергий Баранов

15 августа 2017 г.