Когда мы молимся мученикам или преподобным… — Иверский Орский женский монастырь
Назад

Когда мы молимся мученикам или преподобным…

Проповедь в день памяти 40 мучеников Севастийских

Сегодня Святая Церковь празднует память 40 мучеников Севастийских, которые умерли за Христа мученической смертью. Они были заморожены в Севастийском озере. Правда, им была предложена альтернатива: отречься от Христа – и тогда на берегу ледяного озера их ждала теплая баня, чтобы согреться. А тех, кто не отречётся от Христа, не принесёт жертву идолам, ждала страшная участь – замёрзнуть в озере заживо. Из 40 мучеников только один не выдержал и убежал, но на его место тут же встал один из наблюдателей – тюремный сторож. Самоотверженный, искренний подвиг воинов-христиан настолько вдохновил этого бывшего мучителя, что он тут же побежал и встал на место выбывшего.

Наверное, самое тяжёлое дело – молиться и просить о чём-то у мучеников. Почему? Мы совсем об этом не задумываемся, и я бы хотел вам сегодня заронить эту мысль. Почему мученику трудно молиться? Потому что мученик вместе со Христом поднял крест и пошёл на страшные мучения. И как можно молиться, например, вот так: «Святой мученик Пантелеимон, святой великомученик Георгий, святые мученики Севастийские, дайте мне вот это или вот это. Мне так плохо без этого жить». Или: «Меня там незаслуженно оскорбили…» Или: «Мне тяжело такой-то подвиг нести. Помолитесь, чтобы чаша сия миновала меня…»

Мы очень часто даже не задумываемся, кого мы просим. Мы просим того, кто сам поднял в полной мере крест вместе со Христом. Того, который сам не только претерпел какие-то бытовые неурядицы и какой-то бытовой дискомфорт, а который перенёс огромные тяготы и поднял крест за Христа. Как можно, например, молиться: «Святый великомучениче Георгие, помоги! Мне сегодня сделали замечание, мне так больно!»

Произнося такие слова, мы не понимаем, что говорим. Наверное, если бы мог, он бы нам ответил: «Тебе за замечания больно? Тебе вот за такую малость больно? Открой моё житие, перечитай, как было больно мне. Может быть, ты даже потерпел эту скорбь за замечание справедливое, и тебе так больно. А я ведь ни в чём не был виноват. Мой подвиг был только за Христа. Мучители ненавидели Христа и призывали отречься от Него. Но я не отрекся, и меня строгали железными когтями, меня зарывали в негашеную известь, меня топили в море, мне на грудь клали огромный камень, чтобы он меня душил. Потом мне отсекли голову… И я это всё претерпел ради Христа, а ты сейчас подошёл к моей святой иконе и жалуешься, что в быту кто-то тебя не понял или кто-то сделал замечание».

Я это говорю, потому что мы, наверное, об этом вообще даже не задумываемся. Правда же? Кто из вас об этом думал когда-нибудь, молясь мученику или преподобному? «Преподобный отче, Амвросий Оптинский, помоги мне. Мне так тяжело нести послушание в монастыре». А он с того света, с Царствия Небесного, отвечает: «А что же за послушание у тебя такое тяжелое, дорогой мой? Как я тебе сочувствую! Тебя, наверное, загрузили 24 часа в сутки работой? Наверное, тебя постоянно хлещут плетками, когда гонят на эту работу? Наверное, игуменья тебя всё время обзывает бранными словами, даже матерится на тебя?» – «Да нет, нет! Что Вы, преподобный отче Амвросий! Ну, конечно, не в той мере, просто мне не нравятся некоторые детали». Тогда Амвросий Оптинский скажет: «Перечитай моё житие. Я всю жизнь болел. До храма доходил – и был весь мокрый. Чтобы не простудился, с меня снимали рубашку». Часто мы видим на фотографиях Амвросия Оптинского лежащим не потому, что он был лежебока, а потому, что он всё время был в болезни, постоянно был в тяготе. А до того, как стать великим старцем, духовником Оптиной пустыни, он ведь прошёл школу послушания у преподобных Оптинских старцев: Льва, Моисея, Антония. Школа послушания предполагает отсечение своей воли и исполнение чужой воли в полной мере, до буквы. А ведь это очень тяжёло. Нужно сломать, сокрушить свой эгоизм, просто растоптать его. И это не день, не два. Это до тех пор, пока он не стал сам старцем.

Я говорю о молитве к мученикам, о молитве к преподобным, но, по большому счёту, молитва к любому святому носит тот же характер. Когда мы говорим: «Святая блаженная Ксения, мне так трудно в моих жилищных условиях. У меня двухкомнатная, а мне бы хотелось трехкомнатную квартиру». Она тебе ответит: «Конечно, я бы тоже была рада, чтобы у тебя была трехкомнатная, но Бог тебе пока определил жить в двухкомнатной. Посмотри на меня, я вообще на улице жила, молилась на пустыре, зимой и летом скиталась. Где прислонюсь, там и усну».

Если бы мы слышали их ответы, то наши просьбы стали бы другими. По крайней мере, наши просьбы перешли бы из области требований в область хотя бы просьбы: «Я прошу об этом, ну а там, как Бог даст, конечно, как Богу угодно, пусть так и будет. Я попросил, потому что Бог мне дал право просить, но закончу словами “как Бог даст”. Если это не угодно Богу, я ещё потерплю немножко, потому что, по большому счету, и терпеть нам только до смерти, и всё, как помрём, всё кончится. А это не за горами».

Хороша память мучеников. Вспоминайте их крест. Совесть не позволяла им смотреть на Христа распятого просто со стороны. Они смотрели на Христа распятого, на пронзенные его руки, ноги, на терновый венец, на скорбный его лик и в какой-то момент говорили так: «Господи, я больше не могу со стороны наблюдать, как Ты там находишься на кресте. Больше мне совесть не позволяет, поэтому я встану и пойду, хотя бы Тебе ноги поддержу или хотя бы рядом поплачу».

А что это значит – быть вместе со Христом? Это значит тоже добровольно взять какой-то крест подвига в своей христианской жизни. И этот добровольный крест подвига будет как раз крестоношением вместе со Христом. Если ты не хочешь брать даже малого подвига, который хотя бы по твоим силам, то как ты будешь смотреть на распятие? Придется всё время опускать глаза, потому что стыдно будет смотреть на распятие. Когда мы на исповеди говорим: «Господи, прости меня ещё раз», Он отвечает нам: «Конечно, прощаю», но в это время Он висит на Кресте. Помните об этом. Завтра мы придём и опять скажем: «Прости опять». Он скажет: «Хорошо, ещё раз прощаю», но в это время Он висит на Кресте.

Мы обращаемся к 40 Севастийским мученикам: «Святые мученики, молите Бога о нас», но мы в это время можем быть чуждыми им по состоянию своего сердца. Их сердце горело жаждой подвига за Христа, подвига даже до смерти, а наше сердце часто боится подвигов, ищет только комфорта, боится потерять комфорт даже в малом. Даже простое замечание, просто неласковое слово – для нас уже катастрофа. Посмотрите, даже в малом мы не можем понести крест, а что уж говорить об уподоблении этим мученикам? Кто его знает, может быть, времена переменятся, и опять будут мучить христиан. А как же мы тогда выстоим, если не тренируем себя сейчас, хотя бы в малом?

Дети дома не хотят слушаться родителей. Им кажется, что родители такие жестокие: заставляют их учить уроки, убираться дома, не гулять вечером. Но, может быть, эти дети ещё дорастут до тех времён, когда кто-то будет повелевать ими ещё более жёстко и жестоко. Помните, что этот мир, в котором мы сейчас находимся, этот отрезок времени, в котором мы сейчас живём, очень нестабилен. Сегодня спокойно, а завтра неспокойно; сегодня мир, а завтра война; сегодня мы здоровые, надеемся прожить еще долго-долго, а вдруг завтра заболели, и послезавтра нам идти на Страшный Суд? И мы придем туда, на Страшный Суд, и увидим Христа. И что мы у Него будем просить, когда мы в этой своей жизни не хотели нести Креста? Ведь Он выстрадал наше спасение, выстрадал настолько сильно, что даже на Кресте Бог и человек возопил: Или, или! Лама савахфани? (Мф. 27, 46), то есть: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Это его человеческое так закричало на Кресте. Представляете, как Ему было больно, как Ему было мучительно?

И как же мы потом придём к такому Христу, Который прошёл из-за нас такие страдания и муки? Как мы придём и скажем: «Возьми меня. Ты, конечно, извини, я всю жизнь жил, и мне некогда было нести подвиг. Ну и духа у меня не было, а, честно говоря, и желания не было, потому что мне всегда хотелось комфорта, спокойствия, уюта, а Твой крест не входил в мои планы. Но всё равно возьми меня». Думаю, многим из нас будет очень тяжело и сложно говорить такие слова.

Поэтому мученикам молиться всегда очень тяжело и очень ответственно. И не только мученикам. А преподобным? Станет какая-нибудь из наших монахинь пред иконой Марии Египетской и скажет: «Ой, я сегодня так устала на кухне, Мария Египетская! Посочувствуй мне». А она ей со своей иконы скажет: «А я 18 лет в пустыне с одним хлебом жила и спала на земле с дикими зверьми. Конечно, я тебе сочувствую. Ты так сильно устала!..»

 

Протоиерей Сергий БАРАНОВ.

22 марта 2015 г.

МЕНЮ