— Как научиться находить утешение в Боге?

— Чтобы находить утешение в Боге, нужно иметь отношения с Богом; нужно, чтобы Бог для вас стал не теорией и не фантазией, а личностью — такой же личностью, как мы с вами. Нельзя утешаться тем, чего не знаешь. Невозможно познать Бога посредством науки, чтения, разговоров. Только через молитву человек познает Бога. Молитва — это не чтение, не говорение, а состояние духа. Кто не занимался классической музыкой и не обладает музыкальной культурой, тот, имея выбор между классикой и примитивной эстрадой, выберет худшее, то есть, чтобы научиться понимать классическую музыку, нужно много времени и усердия. То же самое и в духовной жизни. Иной человек говорит: «Ну, был я в храме — Бога не видел, ничего со мной не произошло». Но чтобы обрести Бога, этим нужно очень много заниматься. Порой Бог, когда у нас есть искренность, когда в нас есть живое искание Бога, нам дает авансом, немножко вперед, чтобы заинтересовать нас, но потом все равно нужен труд. Нужно перевести свою психику из состояния физиологии и душевности в область духовного. В этом и заключается наука духовной жизни, куда входит и аскеза, и учение о молитве, и вообще всякая духовная практика. Иногда мне говорят: «Батюшка, я бы хотел заниматься Иисусовой молитвой. Сколько нужно времени, чтобы ее обрести?» Я отвечаю: «Если вы хотите войти в эту область, то знайте: обратной дороги оттуда нет. В эту сторону нужно идти всю жизнь, пока не умрете. И дай Бог, чтобы последний ваш вздох был с молитвой «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».

Любой священник скажет, что отпевать церковного человека и неверующего — большая разница. Полтора месяца назад в нашем монастыре умерла моя мама, монахиня Мария. Ее матушки обмыли, облачили. Я захожу в храм, а она лежит… с улыбкой на лице. И в монастыре не было какого-то мрака, какой-то тяготы, была, знаете, такая тихая торжественность. Не радость в мирском понимании этого слова, а именно — тихая, скромная, святая торжественность. Дай Бог нам всем так умирать… Как опочил, к примеру, Иосиф Исихаст в 1959 г. Когда читаешь о нем, то не веришь, что это почти наш современник: кажется, что это житие какого-то древнего святого и что в наши дни так подвизаться просто невозможно. За месяц до смерти он сказал своим чадам: «На Успение Божьей Матери я умру». Перед самой кончиной он был уже весь одной сплошной раной, но, тем не менее, не дал себе послабления, а стал еще более усугублять свой духовный плач и духовные труды. Его духовный друг, старец Арсений Пещерник, сказал ему: «Отче, ты и так много плакал в жизни, а теперь, перед смертью, зачем тебе плакать?» И старец сказал очень важную вещь, которую нам всем нужно помнить: «Я действительно много положил трудов, много плакал и молился, но все это я оцениваю своим падшим человеческим разумением. А Бог видит все, как есть, чистым взором, поэтому я не знаю, как Он это примет». 27 августа Иосиф Исихаст созвал близких людей, они пришли, отслужили всенощное бдение. И вот после литургии, на рассвете, сидит старец, вокруг него — его ученики, духовные чада, провожающие его в последний путь. И тут его посетило последнее искушение. Он объявил, что умрет на рассвете, однако солнце уже восходит, а он все еще жив. Для любого из нас это была бы блаженная отсрочка, а его это очень встревожило. Ученики увидели его беспокойство и сказали: «Отче, благослови нас сотворить сотницу Иисусовой молитвы». Он благословил. Все взяли четки, прочли сто раз Иисусову молитву. Старец посмотрел в небо, улыбнулся, выдохнул и отошел в мир иной. Это очень не похоже на то, как умирают люди не церковные. Церковный человек умирает мирно, тихо. То есть даже смертельная мука и тягота порой освящается светом Пасхи, мира и радости.

— Расскажите, пожалуйста, о вашей поездке на Афон.

— В этот раз я отвез на Афон иконы, которые мы написали по заказу афонитов, и пробыли там всего 4 дня. Я вчера подумал, что мог бы уже и не ездить на Афон. У меня в Орске есть женский монастырь с хорошим Уставом, с прекрасной ночной литургией. Иногда нужно прекращать задавать вопросы, потому что, по большому счету, мы уже почти все знаем, но никак не начнем узнанное воплощать, и поэтому у нас нет результата. А нам бы уже нужно начинать практиковать православие. Не разговаривать о Христе, а начать разговаривать со Христом. Не размышлять в умилении о святых, а начать подражать им, пробовать жить так, как они. Это вполне реально, вполне возможно — нужно только очень захотеть.

Я, слава Богу, на Афоне купил новую книжку о старце Софронии Сахарове, которую написала гречанка, бывшая двадцать лет его духовным чадом. Когда она впервые увидела его, то была просто потрясена, будучи не в силах поверить, что до сих пор живут святые. Она пишет: «Он сидел со мной за одним столом, ел, пил, говорил, смотрел мне в глаза — и я всем своим существом понимала, что вижу святого. И так было все двадцать лет». Она видела, что он такой же человек, как все, рожден такой же матерью, у него было детство, были искушения и в течение всей жизни они пытались его одолеть. Но он стал святым. «А почему же я не становлюсь, если не святой, то хотя бы праведной, — задается вопросом автор книги. — Почему же я не могу начать познавать Бога так, как он, лицом к лицу. Почему я все время говорю о Боге, но совсем не знаю Бога. Для меня Бог — это какая-то светлая, далекая, философская идея. Он никогда для меня не станет личностью». Эта книжка очень трогательная, я прочел ее в самолете и всем рекомендую. Ведь некоторые говорят, что времена сейчас не те, подвизаться нельзя, Христос где-то далеко и как бы от нас отстал. Но Христос не может отстать. Он, как и 2000 лет назад, один и тот же и на том же самом расстоянии от нас, на каком и был.

У меня в новом сценарии есть такой эпизод. Мальчик посещает театральную студию, а там режиссер не только образовывает детей в области театра, но и воспитывает их, приучает ребят думать о том, что жизнь выше, шире и глубже их представлений о ней. С этой целью он берет для постановки сценарий по повести Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». В результате мальчик начинает задаваться вопросами о смысле жизни, начинает понимать, что мир с Богом гораздо объемнее, чем мир без Бога, без смысла. Он удивляет маму своими вопросами и размышлениями. Мама говорит: «Что с тобой происходит?» А он, пытаясь познать Бога, не знает, что ей ответить. И вот он сидит на автобусной остановке и говорит: «Бог, я очень хочу Тебя видеть, очень хочу в Тебя верить, очень хочу с Тобой жить. Почему я Тебя не вижу? Почему Ты всегда прячешься? Почему Ты вроде бы и близкий, но в то же время такой далекий. Бог, давай я сейчас закрою глаза, вытяну руку, а Ты мне дашь себя ощутить». Он закрывает глаза, вытягивает руку — и вдруг его руки касается чья-то рука. Он открывает глаза — перед ним батюшка. Мальчишка сначала стесняется, потом начинает открываться: «Бога я никак не найду». И батюшка ему объясняет: «Чем больше ты будешь бежать за Богом, тем дальше Бог будет от тебя убегать. Тебе нужно изменить направление — не куда-то туда, ввысь, а сюда — в сторону своего сердца. Бог ищется не вовне, а внутри». Почему люди, имея желание и искренность, никак не могут достичь Бога? Почему Бог от них постоянно убегает? Да потому что они выбрали неверное направление. Это не вина людей, это просто духовная неграмотность. Их не научили, может быть, даже некоторые священники не научили, потому что сами не узнали. Но наши святые отцы знали это, об этом говорили, этим жили.

Мы спустились с Афона и поехали в Салоники, к мощам Григория Паламы. На этот раз, как мне сказали, их выставили на всеобщее поклонение в самый центр храма. Григорий Палама — как раз делатель Иисусовой молитвы, много об этом писал, много этому учил. У раки с мощами Григория Паламы я рассказал своим спутникам такую историю. У него был друг, тоже монах, который говорил, что Иисусова молитва предназначена только для монахов. А Григорий возражал: «Нет, Иисусова молитва дана всем христианам, не только монахам, но и мирянам». Кстати, отец Григория был сенатором при императоре, светским человеком, но, даже находясь на таком высоком посту, занимался Иисусовой молитвой. И так ею увлекался, что иногда на заседании Сената кто-нибудь к нему обращался, а он ему не отвечал, потому что его в этот момент по сути дела там не было. Император в таких случаях говорил: «Не трогайте его: он молится». И вот, поспорив насчет Иисусовой молитвы, Григорий и его друг-монах разошлись по домам. А ночью этому монаху явился ангел и сказал: «Не спорь с Паламой, он прав: Иисусова молитва для всех, потому что она помогает найти Бога. Как людям спасаться без Него?»

— С какого класса можно приучать детей к Иисусовой молитве?

— Постижение Иисусовой молитвы делится на этапы. Как начинается обучение в школе? Школьники идут в первый класс, где они сначала учат буквы, учатся читать по слогам, складывать слоги в слова, наконец, писать. Постепенно программа усложняется и усложняется. В Иисусовой молитве первый этап — устная молитва. Я бы всем вам советовал начинать с устной молитвы. Приучите себя для начала просто ее много говорить, чтобы она перешла в вашу интуицию.

— Батюшка, а можно ее про себя говорить, чтобы не мешать окружающим?

— Конечно. Даже когда окружающим не мешаете, лучше про себя говорите. А то вам вызовут скорую помощь.

— Батюшка, когда вы были в Аризоне у старца Ефрема, то понимали духовно, что он без конца творит Иисусову молитву? Как-то это ощущается?

— Это не только ощущается, это видится. Я однажды листал одну книгу и увидел там фотографию схимника с послушником. Я присмотрелся и внезапно говорю своему другу: «Этот человек сейчас молится». Друг спрашивает: «Ты это через фотографию понял?» Я отвечаю: «Да, я вижу его взгляд». Этим нужно заниматься, чтобы начать понимать необъяснимые для неискушенного человека вещи. Когда я пришел из армии, то устроился работать на шахту в молодежную бригаду монтажников. А так как мы были молодыми, активными, то старались быть взаимозаменяемыми: обучились и на сварщика, и на газорезчика, в общем, все умели. Когда я учился сваривать металл, старый сварщик дядя Ваня мне говорил: «Ты должен видеть через щиток, через это черное стекло, как идет шов, и уметь отличать металл от шлака». Я варю и ничего не понимаю: о чем он говорит? И только через какое-то время до меня дошло: «Дядя Ваня, я увидел, я понял: вот металл, вот шлак». Почему он говорил «Ты должен видеть шов»? Чтобы не сделать поры в шве, ведь мы варили трубы и под воду, и под пар. Так и в духовной жизни. Невозможно сразу все понять. Нужно этим заниматься, и эти понятия и категории станут близки и отчетливо ясны. Человеку иногда говоришь: «Безвидно, безо́бразно», — а он спрашивает: «А что это такое?» А как я ему объясню? Но время спустя он приходит и говорит: «Батюшка, я понял. Теперь, когда я читаю Иисусову молитву, у меня получается держать ум таким образом, чтобы он ничего не видел, ничего не переживал, ни о чем не думал, чтобы он как бы остановился». Раньше он не понимал, что это такое, а теперь не только понимает, что это такое, но и как это сделать.

— Я думаю, священникам и монахам повезло, что они знакомы с высокодуховными людьми. Скажем, вот вы встречались с ученицей отца Софрония. Отец Софроний знал старца Силуана… Когда общаешься с такими людьми, чувствуешь некое вдохновение и на этом вдохновении какое-то время можешь что-то делать. А мы живем в миру, в своих семьях. У кого-то больная мать, у кого-то пьющий муж и так далее, и нет человека, который может тебя вдохновлять. Ты практически один в одиночном плавании. И как нам быть?

— Вы правы: одному очень тяжело спасаться. Почему я в своей духовной жизни занялся монастырем, а вокруг меня собрались сестры? Потому что мы друг друга вдохновляем, и все вместе несем этот подвиг. Когда я построил кафедральный собор, то сразу же после его освящения попросил владыку отпустить меня в монастырь, который у нас тогда сформировался. Тогда же у меня состоялась встреча с одним священником. Он видел по фотографиям, какой красивый кафедральный собор я построил, причем мы сами его и расписали. И вот я ему сказал, что оставляю этот прекрасный собор и настоятельство в нем и ухожу в монастырь. Священник минут на пять замолчал, потом говорит: «Никак не могу понять, в чем же твоя выгода? В чем твоя корысть?» Я отвечаю: «Если ты так будешь думать, то вообще в жизни ничего не поймешь!» Моя корысть в том, что я хочу жить молитвой, а не хочу жить должностью или почетом. Я хочу искать молитву, а через молитву найти Бога, говорить «Господи» и понимать, что я говорю Ему, а не воздух сотрясаю. Не какому-то Господу, о Котором не церковные люди говорят: «Я верю, что там что-то есть». Господь должен быть не «что-то там», Он должен быть твоим Отцом, другом, Он должен вообще стать частью тебя. И когда ты начинаешь жить этими категориями, то в сравнении с ними все остальное теряет смысл. То, что раньше для тебя было ценно или даже драгоценно, становится ничтожным. Это все равно, что сравнивать настоящие бриллианты с китайской бижутерией. Пока вы не видели бриллиантов, то, как папуасы, будете отдавать шкуры животных за бусинки. Потому что жители далеких островов сроду не знали, какими должны быть настоящие драгоценности. А когда человек знает им цену, его уже не обманешь.

— Как полюбить ближнего? Как отойти от себя, от своего эгоизма? Когда к людям приходит настоящая любовь и что для этого нужно делать?

— У вас не получится полюбить ближнего самим по себе, усилием воли или какими-то психологическими технологиями. Вы будете постоянно заходить в тупик, потому что человекам это невозможно — Богу возможно все. Можно ли полюбить по приказу? Любовь не зависит от наших желаний. Вот она пришла и она есть. А если ее нет, то, как бы тебе ни говорили «Люби, люби, люби», ее не будет. Когда Бог придет в вашу жизнь, она преобразится. Как влюбленный человек бежит на свидание? Он не бежит — он летит. Он мчится по городу — ему встречаются его враги, и он говорит им: «Добрый день!» Ему встречается должники — он говорит: «Я вам прощаю долги!» У него внутри любовь, у него глаза безумные — в хорошем смысле этого слова. Когда ты в состоянии любви, тебе очень легко удается прощать, любить, жалеть. Раньше ты в той или иной ситуации сердился на человека, а теперь не сердишься, а жалеешь его, переживаешь за него и снова в долг даешь, зная, что он тебя обманет. Только так можно научиться любить и никак иначе. Бог есть любовь, и когда вы через духовную жизнь начнете обретать Бога, в вас начнет происходить обожение, ваши мысли станут мыслями Бога, ваши чувства станут чувствами Бога. Когда происходит искренняя любовь между мужчиной и женщиной, они становятся одним целым. И могут стать настолько одним существом, что она на него только посмотрит, а он знает, что она хочет ему сказать, и она знает, что он это знает. Физиологически они разные, а их сердца соединены. Так же получается и при обожении, когда человек ищет любви и сугубых, очень тесных отношений не с другим человеком, а с Богом. Он ищет их не потому, что боится попасть в ад, а потому что он едва услышал об этой личности, как она ему сразу же легла на сердце.

Иногда мы не видим Господа, но зато слышим о Нем по рассказам тех, кто с Ним знаком, кто с Ним говорил. Это святые. Можно почитать об отношениях Серафима Саровского с Богом, и уже по рассказам этого святого, который не обманет, не ошибется, доверять ему больше, чем Познеру на телевидении. Потому что тот может ошибиться или обмануть. А этот — святой, говорит очень искренне, чисто, и мы загораемся на его примере. Мы через него поняли, что он знает эту личность и что это хорошая, прекрасная, светлая личность. И мы заранее как бы начинаем ее любить, еще не познав, и начинаем двигаться в сторону Бога. А потом доверие к чужому опыту должно перейти в наш личный опыт, иначе мы так и проживем, всего лишь доверяясь другим. Это несовершенство, нужно самому достигнуть Христа. И, только обретя Его, мы скажем: «Да, слов нет, это прекрасно».

— Когда остаешься наедине с Богом, кажется, что все хорошо, и есть много сил для преодоления трудностей жизни. А когда возникает искушение…

— Искушения должны прийти, потому что они делают нас, во-первых, искусными, а во-вторых, показывают, подлинна наша любовь или это просто иллюзия и фантазия. Порой человек говорит «Люблю», а приходят сложные времена, и от его любви ничего не остается. Значит, он обманывался сам и обманывал любимого человека. Любовь доказывается действием, поэтому нам нужен крест, чтобы самим себе доказать, что мы действительно любим, и Богу показать, что мы Его любим. С нами происходит то же самое, что и с молодым человеком, желающим не только обладать своей возлюбленной, но постоянно доказывать это. Он, рискуя жизнью, на скалу лезет, чтобы цветок для нее сорвать. Он работает, чтобы одеть и обуть ее. Это свойство любви — жертвенность. Если нет жертвенности, значит, нет любви. По этому критерию можно определить, любовь это или просто увлечение.

Поэтому искушения должны быть. Они приучают нас к жертвенности ради Христа и делают мудрее. Иногда в жизни, в коллективе, где-то в компании приходится слышать такие слова: «Этот парень, наверное, в армии не служил». Те, кто служили в армии, прошли целую школу жизни, стали мужчинами, перетерпели, перестрадали и сделались мудрее. У меня шестеро детей, два из них инвалиды с сахарным диабетом. И я вижу, что дети, которые страдали с детства, взрослеют и мудреют быстрее. Поэтому не бойтесь искушений, не паникуйте, когда они приходят, доказывайте в искушениях свою верность Христу, что вы жаждете крестоношения так же, как и Он. В какой-то мере даже радуйтесь искушениям. Они заставляют наши сердца работать на уровне любви, делают нас опытными. Большой плюс искушений состоит еще и в том, что они открывают нам наши немощи. Если приходит искушение, а мы не устояли, то все наши вчерашние подвиги показывают нам, что мы — ничтожества. Отвернется Бог, не будет вдохновения в тебе — и ты ничего не сможешь сделать. И тогда ты опять начнешь из своей лужи взывать: «Господи, Господи, Господи, только не отходи от меня, иначе опять я превращусь в ничто».

— А если искушения касаются близких людей? Ты видишь, что человек явно ошибается. Как быть: со смирением принимать эту ситуацию или все-таки попробовать изменить ее?

— Тут нужна мудрость, чтобы не сделать хуже. А то будет: хотели как лучше, а получилось как всегда. Когда человек стоит на краю пропасти, нельзя, упаси Бог, делать резких движений. Вы можете его туда толкнуть или криком, или какой-то своей эмоцией. Он стоит на краю, у него уже камушки из-под ног вниз полетели — в это время нужно замереть и, как хирург, который глаз оперирует, быть очень осторожным. Так же и с нашими близкими, находящимися на краю духовной пропасти, нужно быть очень деликатными, чтобы в нее не столкнуть. Человек так создан: стоит его быстро привлечь к себе, он мгновенно отшатнется. Когда мы даже близкого человека резко тянем в Царство Небесное, он невольно делает движение назад. Есть такая грустная шутка: когда кто-то в семье начинает воцерковляться, остальные члены семьи становятся мучениками. Он так мучает всю семью, что все думают: какая страшная религия — православие; как мы хорошо жили, когда не знали ее. Я в монастыре и матушке игуменье, и всем сестрам говорю: «В каждом деле, в каждом диалоге мы должны искать результата, а не действия как такового».

У меня есть пьеса про психиатрическую лечебницу. Там профессор говорит больным людям: «Ну ладно, хоть мотивация у вас хорошая». Иногда человек имеет хорошую мотивацию, но не настроен на результат и ведет себя, как слон в посудной лавке. Это еще называется медвежья услуга. Всегда смотрите на результат и действуйте ради него, а не ради своего мудрого слова. Можно говорить очень много, а результата не иметь вообще или иметь отрицательный результат. Ведь порой вы говорите не в то время, не тому, не так, не мудро, а если мудро, то не в кон. Будьте осторожны и деликатны со своими близкими, не перекормите их православием. Занимайтесь собой, и пусть они видят, что православие делает вас лучше, а не хуже.

— Как научиться терпеть?

— Чтобы научиться терпеть, необходимо учиться терпению. Чтобы научиться кататься на коньках, нужно очень много кататься на коньках. Чтобы научиться рисовать, нужно очень много рисовать. Кто не практиковал терпение, тот не может быть терпеливым. Поэтому не бойтесь искушений — они делают вас терпеливыми и мудрыми. Знаете, как легче переносить искушения и скорби? Посвятите их Христу. Он крест несет — и вы с Ним. Если мы не можем уйти от болезней, искушений, неурядиц на работе, оскорблений, недоразумений, значит, придется их выносить. В какой-то момент мы понимаем: наверное, это судьба, ведь зачем-то Бог нас на это благословил. Тогда мы говорим: «Господи, если Ты считаешь, что это нам полезно, мы ради Тебя будем это нести».

Наши бабушки и дедушки, которые войну пережили, были очень терпеливы. Нашей матушке-схимнице Силуане 90 лет, а она на литургии стоит и даже инфаркт на ногах перенесла. Мы узнали об этом, только когда ее в больницу повезли проверить сердце. А врачи нам говорят: «Она месяц назад инфаркт перенесла. Как она вообще жива?» Если у человека никогда ничего не болело, и вдруг у него чуть-чуть заболел желудок — для него это конец света. И наоборот. Человек, которому постоянно приходилось что-то терпеть, становится закаленным, сильным и может больше перенести. Даже физически крепкий человек не может соревноваться в марафоне с тем, кто этим долго занимался. Там ведь не только физические данные нужны, но, главным образом, великая воля и терпение. Как-то по телевизору была передача про наших марафонцев-пенсионеров, поехавших на мировое состязание. И вот одна женщина говорит: «Я бегу и чувствую: все, меня повело, так что даже в канаву упала. Вот лежу я там и говорю себе: «Мария, ты же за Россию бежишь. Собралась с силами, кое-как выкарабкалась из канавы, потихоньку пошла, пошла, пошла и все-таки добежала до финиша»». У нее была наука терпения. Наша жизнь — это своего рода марафон. Нужно детям объяснять, что в жизни не все будет гладко. Однажды не станет и родителей, которые тебя оберегают, пылинки сдувают. Но даже и при родителях не все будет так, как хочется. Нужно детей учить терпению. Порой недальновидные родители ограждают их от всех искушений, скорбей, тягот. Дети в результате вырастают беспомощными, выходят во взрослую жизнь так, словно дверь открыли, они вышли на улицу и за ними закрыли. Стоят и не знают, что делать: мамы с папой нет, подсказать некому. Так в армии было: родители далеко, а нужно всю ночь уголь разгружать или на посту стоять, или бежать куда-то. И без вариантов. Пинка дали — и беги.

— Как работать на результат, если девочка ленится учиться? Ей легко дается учение, но ее все время приходится пихать, толкать, тянуть…

— Вы все правильно сказали. Толкать, пихать, тянуть, но еще и говорить. С детьми нужно говорить. Чем бы ребенок ни занимался, ему понадобится трудолюбие и преодоление своего «не хочу». Биологии, химия может ему не понадобится, но трудолюбие будет необходимо всю жизнь. Если ребенок лентяй, ему будет очень тяжело в жизни. И в монастырях иногда делают работу не ради какого-то внешнего результата, а ради внутреннего. Терпение, приучение к труду, преодоление себя — это все очень хорошие качества. Трудолюбивый везде выживет и все вынесет. А не трудолюбивый просто погибнет.

— Часто приходится видеть тяжко страдающих, онкологических больных детей. Случается бывать и на детских похоронах. Как в таких ситуациях примириться с Богом?

— В моей книжке есть глава «Почему, Господи?» Мы находимся в очень серьезной ситуации и, самое страшное, что мы этого не понимаем. Почему Силуан Афнской плакал обо всем мире? Он любил человечество и видел в будущем часть этого человечества в аду. Это очень страшно, это жутко.

— Батюшка, говоря про искушения, вы имели в виду любые искушения?

— Я говорил об искушениях, которые приходят не от вас. Нам хватит тех, которые приходят от обстоятельств жизни. Терпите их.

— Когда можно привести девочку на исповедь?

— Нужно говорить с ней в 3—4 года, объяснять, что вы завтра пойдете на исповедь, и для вас это великое событие. Вы как мама или подготовите ее к исповеди, или не подготовите. Это зависит от вас. Ребенок может и в шесть лет прийти на исповедь, если он готов подойти к батюшке и сказать: «Простите меня, пожалуйста, я вчера конфету украл». Эти исповеди бывают очень честные. С детьми нужно говорить. Я вот еду с Афона и сам себе твержу: «Отец Сергий, как ты мало говоришь со своими детьми. Гораздо больше говоришь с какими-то посторонними людьми». Ладно, приеду домой — непременно поговорю. Только сперва надо обнять, поцеловать, а после этого порою и говорить не надо.

— По моим ощущениям, любви в мире все меньше. Зачастую и в храме все меньше любви. Подсчитали, сколько людей причастилось, собрали какую-то сумму, и все. И в воскресной школе то же самое: меньше любви, больше изучения наук. Стоит ли держаться тогда за воскресную школу? Как детей не отвратить от храма, а привить любовь к нему, и самим быть в нормальном духовном состоянии?

— Вам не удастся быть в нормальном духовном состоянии, если вы будете осуждать. Вы сразу потеряете благодать, и вам будет очень плохо. Церковь Христова существует две тысячи лет. И когда меня спрашивает: «А у вас есть иуды?» Я отвечаю: «Есть». — «А сколько?» — «Каждый двенадцатый». Посмотрите апостольские времена. Иуда предал Христа прямо на Тайной Вечере. Послания апостолов рассказывают о грехе симонии. Что это такое? Это когда духовный сан приобретают за деньги. И это первый век христианства. Возьмите четвертый век. Сплошное духовное разложение Византийской церкви, но Иоанн Златоуст остается Иоанном, негодяи — негодяями. Возьмите любой век, любую эпоху существования церкви и всегда найдете иуд и святых. Нужно понять, что речь идет о вашем личном спасении. В патерике есть такое выражение: «У тебя дома покойник, а ты идешь плакать по соседскому». Это безумие.

— Как отличить осуждение от того, что на самом деле плохо? Например, ребенок выбирает себе друзей, которые ведут себя отвратительно.

— Чем рассуждение отличается от осуждения? Рассуждение работает на коротких волнах. Чтобы дать оценку какому-то явлению, необходима всего пара слов. А при осуждении начинаешь говорить ежедневно и бесконечно. Чтобы дать духовную оценку и подсказать своим детям и самому себе, что хорошо, а что плохо, нужно очень немногое. Можно очень коротко сказать: «Сегодня соседский мальчик сделал вот так. Это плохо, не подражай ему». И достаточно. А мы же можем и его родителей зацепить, и бабушку с дедушкой, да еще сказать, что на площадке у них живут одни наркоманы…

— Если ты говоришь, а тебя не слушают, стоит ли продолжать говорить или лучше отойти? То есть можно ли детям читать нотации?

— Или, как молодежь говорит, можно ли выносить детям мозг? Во всем нужно иметь чувство меры, чувство такта. Достаточно сказать несколько слов, чтобы расшевелить совесть человека. А можно завестись на целый час, и у него уже не совесть будет действовать, а только инстинкт самосохранения: когда же это кончится?

— Когда обращаешься к Богу со своими проблемами, стоит или не стоит ждать от Него ответа, как ждать, в какое время или самому что-то делать?

— То, что мы должны сделать, мы должны делать. А Бог потом Сам скажет, что Он хочет. Но мы сами должны трудиться, а не перекладывать на Бога совершенно все. От нас зависит искренность и труд, результат — от Бога.

— Почему посещение Афона, как правило, меняет людей в лучшую сторону?

— Не обязательно ездить на Афон. Можно и в России встретить искреннего человека, который подвизается. Встретишь такого и вдохновишься его примером, его любовью, его миром. Искать подвижника, конечно, нужно, потому что одному тяжело. Если живешь среди наркоманов, пьяниц, убийц, то ты вроде бы и так хорош. А когда видишь хороших людей, которые лучше тебя, начинаешь беспокоиться за себя: вон какие хорошие люди, а почему я не стремлюсь быть таким?

— Батюшка, среди наших людей, побывавших в вашем монастыре и ощутивших там духовный импульс, появились желающие воцерковляться по-настоящему. Возможно, здесь организуется группа духовно активных прихожан. Что бы вы могли на первых порах нам посоветовать?

— Я бы посоветовал этой группе собраться и оттолкнуться от какого-нибудь духовного события. Приезжайте к нам. Вместе помолимся, вы получите духовный толчок, ваш внутренний маховик получит импульс. А по возвращении домой будете все вместе исполнять правило, окормляться у одного духовника, собираться на беседы, делиться тем, что у кого получается, у кого не получается, как это преодолевать, как молиться и пр. Будем дружить монастырями, друг за друга не только молиться, но и помогать советом, добрым словом. Я думаю, это все реально, только нужно очень сильно захотеть. Ведь это такая драгоценность — духовная жизнь. Если меня лишить монастыря, нашего правила, нашей литургии, просто заплакать хочется, кем я могу стать в тот же день. Поэтому вы тоже старайтесь. Жизнь идет, остановить ее нельзя, каждый день уходит безвозвратно. День прошел — его больше никогда не будет. А завтра еще день, потом еще, еще, а там, глядишь, год потеряли, десять лет потеряли — и все говорим: «Мы скоро начнем». И ты привыкаешь к этому «завтра-послезавтра», и с этим и умрешь. Нужно бояться терять время. А вдруг тебе и дней-то немного осталось, вдруг у тебя судьба такая — в средних летах умереть или в не очень старых? Поэтому спешите жить духовно, не откладывайте на завтра, пытайтесь ежедневно что-то делать.

— Батюшка, страхи сами по себе рождаются. Помолишься — вроде бы проходят. Потом снова возникают…

— Опять молитесь, если вам молитва помогает. Ум, не наученный молиться, не наученный вниманию, постоянно терзается то страхами, то грехами. Бесы такой ум берут за шиворот и таскают туда-сюда. А когда ум приучен к молитве, к порядку, к своему месту, его уже не так просто сдвинуть. Поэтому нужно практиковать внимательную молитву, чтобы ум постепенно стал подчиняться вам.

— Во время Иисусовой молитвы думать о родственниках, наверное, не стоит?

— Думайте о Христе. Христос объединяет Собой весь мир. Когда вы будете во Христе, вы там встретите всех своих родственников и вообще весь мир. Священное Писание говорит, что даже мать свое дитя не может так любить, как Бог нас любит. Думайте о Христе, соединяйтесь с Ним, и во Христе все будем едины.

— Батюшка, а покаяние — это одномоментный процесс или он должен длиться годами?

— Покаяние — это изменение. Сначала мы должны обеспокоиться, потом грехи должны нас не просто беспокоить, но терзать, как застарелые раны. Вы должны дойти до ненависти к грехам, но ни в коем случае не до отчаяния. Бывает покаяние от нас самих, а бывает покаяние от Духа Святого. Покаяние от нас самих очень ограниченно. Каждый из нас, конечно, видит какие-то свои недостатки, но мы видим не очень глубоко. Если бы Бог открыл нам зрение, и мы увидели себя такими, какие мы есть, мы бы все впали в глубокое отчаяние. Поэтому Бог не дает нам увидеть в полной мере нашу суть. По возрастании нашего смирения, духовной крепости, Бог открывает нам все больше о нас самих. Почему святые, чем ближе к Богу, тем больше плакали? Они глубже видели, больше узнавали о себе самих. Некоторые люди приходят в храм и говорят: «А мы вообще не грешные». Это не значит, что они плохие, просто ничего не видят. К нам в монастырь, слава Богу, стали подтягиваться протестантские семьи: воцерковляться, в православие переходить. Они же не занимались покаянием, для них это что-то новое. Я смотрю, как они потихоньку входят в эту тему. Сначала вообще не понимают, что такое покаяние, потом начинают больше видеть, жить православной духовной жизнью, начинают просвещаться Духом Святым. И только потом плакать начинают.

Покаяние от Духа Святого — это харизматическое состояние. Сегодня ты вроде бы доволен собой, совершенно не обеспокоен, а придет Дух Святой — смотреть на себя не захочешь. Я в этот раз привез с Афона дорогой подарок от Бога. В эти четыре дня Бог мне дал то, что я не поменял бы ни на что другое. Он мне за эти 4 дня показал, какая я дрянь. Это не ирония, это драгоценность для христианина. Отсутствие этого — большая опасность. Когда не ощущаешь глубины своего падения, это очень плохо. Для чего Господь дал нам физиологически то, что каждая болезнь отзывается болью? Для того, чтобы мы обратили на нее внимание, обеспокоились и начали как-то лечиться. Страшна та болезнь, в течение которой у нас ничего не болит. Когда человек переживает тревогу за самого себя, недовольство собой и порой прямо до слез, это очень драгоценно, очень спасительно. Бог — такая уникальная личность, что едва мы раскрываем рот, как Он уже говорит нам: «Прощаю». Проблема не в том, что Он не прощает, а в том, что мы не изменяемся. Мы способны в следующую же минуту после прощения делать то же самое — вот в чем беда. Поэтому занимайтесь духовной жизнью. Пусть от вас уйдет сочувствие грехам, пусть оно перейдет в ненависть к ним. А Бог вас уже давно простил. Богу не нужно вас истязать за ваши грехи. Мы созданы для радости, и когда бежим от греха, то должны радоваться. Когда ваше покаяние доходит до отчаяния, значит, это бесы стимулируют вас каяться. Бесы по природе своей не творческие натуры, поэтому они пользуются тем, что Бог создал, но усугубляют это, искажают, искривляют. Не случайно святые отцы называют сатану обезьяной Бога. Дьявол обезьянничает, подражает Богу, но все у него выходит вкривь да вкось. Когда бесам не удается откровенно склонить нас на зло, они начинают сильно усугублять или покаяние, или радость обращения, чтобы мы потеряли осторожность и ощущение своей греховности.

17 ноября 2017 года